По тундре, по железной дороге: и вновь звучат блатные песни!

— Знают! — с горечью согласилась Надя. — Знают, что знакомые продадут из страха, родные откажутся, а кто не откажется, сам сядет!

— Эй, сестрица! Вредно тебе с политическими общаться. Крамолы нахваталась, ишь, как заговорила! — добродушно засмеялся Мансур, не то порицая ее, не то одобряя. — Забирай свой хлебушек и кати… айда!

Разгрузив хлеб, Надя поспешила всё рассказать Вольтраут, но та даже бровью не повела, сказала только:

— Правильно! Чего было лезть к дикарям, все они давно распропагандированы и знают, что до революции была одна лампочка Ильича, а теперь даже зоны днём и ночью освещены и дышат народы Севера свободно. И всё это дала им Советская власть, а зэки враги, и их надо отлавливать.

— Зачем же замораживать, пусть судят их по закону.

— Не надеялись, что сами пойдут сдаваться.

— Ты смеёшься, Валя, а у меня от твоего смеха мороз по коже…»

Бывало, охотники доставляли беглецов и живыми — всё зависело от ситуации. Сергей Снегов, вспоминая в рассказе «Побег с коровой» о норильских лагерях, приводит беседу с побегушником Трофимом, который сообщает, как после долгих блужданий сбежал и от своих подельников:

«— Уже на третий день повстречался с двумя охотниками на лыжах — один постарше, другой пацан, сынишка старшого. Тащат сани, полные зверья — шкур, натурально, а не туши. И сами по шею нагруженные оружием и добычей. Я к ним с душой: “Ребята, примите к себе. Я беглый, сдайте меня в лагерь. Вам за меня пятьсот рублей премии дадут”. Это такса была такая — кто приволок беглого, вохровец или чистый вольняшка, тому денежная награда.

— Они и согласились на премию?

— Переглянулись, молчат. Потом сели обедать, меня угостили жареной олениной… У костра старшой говорит: “А зачем нам тебя двести километров переть с собой? Мы и без хлопотни получим за тебя законную премию”. Я помертвел, чую — полная хана! Уже не раз бывало — вохра или вольняшки догоняют беглого, убивают, чтобы не возиться с ним в дороге, отрезают палец и предъявляют в зоне: мол, застрелили при попытке к бегству, проверяйте линии. И если линии на пальце сходятся с личной карточкой беглого — норма. Им и благодарность, и премия, а тот догнивает, где убит, либо растаскивают на куски зверьё и птицы.

— Как же ты выкрутился из такой сложной ситуации?

— Пришлось крепенько пошуровать в мозгах… Говорю старшому: “Правильно раскинули — кончать меня проще, да вам невыгодно. Вот вы — из последней силы прёте поклажу. А вы впрягите меня в санки, навалите на меня свои сидора. Я вместо вас тащу, вы налегке с ружьями. Куда я денусь — шаг в сторонку, вы мне пулю в спину!” Старшой посмотрел на второго: “Соображает бегляк! Используем, что ли?” И нагрузили меня так, что еле переставляю копыта. Но шёл, смертушка моя вела меня за руки. Неделю так топали по тундре и лескам. Зато кормили охотники от пуза — пока сам не отвалюсь. Даже сдружились в дороге. Старшой пригласил в гости, когда освобожусь, адресок дал, он и сейчас у меня в заначке. А в милицию сдал честно, премии не захотел упускать. Меня в поселке сразу в карцер… Я старшому, между прочим, письмишко наворотил уже из зоны, не знаю, ответит ли, пока молчит. Думаю, ответит, очень душевный был человек».

Однако следует заметить, что ловцы заключённых не случайно предпочитали предъявлять «головки», а не живых людей. Далеко не все относились к «охотникам» так, как Трофим. Если доставишь беглеца живым, существует возможность встречи с ним на воле — пусть теоретическая, маловероятная, но существует. И блатарь может отплатить своему обидчику.

Впрочем, это касалось не только воли. Случалось, что сами «охотники за головами» в результате каких-то жизненных коллизий тоже попадали в лагеря. Их там старались использовать в самоохране или на бесконвойном передвижении, но в случае разоблачения прошлых «подвигов» судьба таких лагерников была печальна. По словам Анатолия Жигулина: «Один такой охотник по иронии судьбы попал в лагерь, на рудник имени Белова. И здесь его опознал пойманный им Андрей Бехтерин, бежавший за два года до этого из СВИТЛа. После суда (58–14 — саботаж) Андрей получил 25 лет вместо своей десятки и попал уже не в СВИТЛ, а в Берлаг. Андрей жестоко отомстил ему. Летом 1953 года этот бывший охотник бесконвойный взрывник Петька, по кличке Петька-стукач, был “технически уработан”».

Вот и оставляй после этого беглеца в живых… Надёжнее отсечь башку.

Правда, и это часто не помогало. Аборигенам нередко приходилось расплачиваться за «головки» очень жестоко. Вадим Туманов вспоминает: «Наказывая кого-то за подлость, воры изобретательны на отмщение и не знают жалости. В колымских лесах кочующие по тайге аборигены иногда ловили беглых лагерников, отрубали им руки, приносили начальству райцентра, получая за это порох и дробь. Вор Лёха Карел бежал, прихватив с собою аммонит, и взорвал целый посёлок оленеводов. Лёху поймали, дали 25 лет (расстрелов тогда не было), но с тех пор уцелевшие в районе аборигены стали избегать беглых лагерников».