– …такое послание: «Мой андай Джамуха! Господь Бог опять свел вместе два наших пути. Друг, я хочу сказать тебе вот что: в самом детстве мы дали друг другу клятву верности, у нас были одни друзья и одни общие враги, выносливость была нашим единственным наследством, мы были одним телом и одной душой. Мы должны быть преемниками славных Хобыл и Хутула ханов. Забудем же наши распри и воссоединимся. Нет во мне и самой малой крупицы вражды к тебе, а к тому же я не забываю, сколько раз ты спасал меня из тенет истинных, а не мнимых врагов моих. Я, Чингисхан, сказал…»
– Ты, Чингисхан, сказал. Я, Джамуха гур хан, услышал. Да, сегодня на моем вороте виснут несчастья, осыпает белым пеплом мои черные волосы позор, сердце прокусывают острые белые зубы измены. Но и со мной когда-то – помнишь? – стремились встать рядом лучшие из лучших, и я танцевал на острие копья, а лунный серп не раз был соглядатаем моих побед! И вот имя мое рухнуло, распалось на мелкие крошки звуков, чин мой съежился от позора! Но ты не оставил меня одного и не обнес добрым словом, мой андай, мой великий друг! Я бы хотел жить, но мне никогда не стать таким великодушным и сильным, как ты! И мне незачем жить. Раньше оболочка жизни была мне тесна – теперь она велика мне. И, взвесив неоднократно свои слова на весах жизни и смерти, я прошу тебя, андай: отпусти меня отсюда в страну предков… Довольно плутать Джамухе по этому срединному миру… Спаси мою честь и даруй мне честную смерть. Спаси, андай, отпусти… Я сказал…
В торжественной тишине, которая казалась преддверием вечности, гур хан опустил глаза и ему увиделся муравей, ползущий по аксамиту его кафтана. Он подставил ладонь – муравей забежал на нее, покрытую давними, еще детскими шрамами и рубцами, новыми роговыми мозолями. Муравей остановился у окопа линии судьбы – встал. Джамуха поднес ладонь к лицу и мысленно спросил муравья: «Ну как там, брат?»
Глава одиннадцатая
Судный день
Власть монгольских правителей в покоренных странах была ограничена; им не было предоставлено право предания смерти без предварительного суда. Взимание налогов производилось на основании строго определенной системы; особенными установлениями регулировалось несение государственной службы; всегда вводились казенная почта, административные реформы. Иногда во главе управления отдельных частей государства оставлялись свои, туземные, правители; так, например, по покорении Северного Китая он был разделен на десять провинций с китайскими чиновниками во главе. Орхоны (высшие войсковые начальники) могли производить в чины не выше, как тысячника, в войсках своего племени. В монгольской армии имелось учреждение вроде нашего Генерального штаба: чины его носили название «юрт-джи», а главный начальник соответствовал современному генерал-квартирмейстеру. Главную обязанность их составляла разведка неприятеля в мирное и военное время. Кроме того, юрт-джи должны были: распределять летние и зимние кочевья, при походных движениях войск исполнять обязанности колонновожатых, назначать места лагерей, выбирать места для юрт хана, старших начальников и войск. В землях оседлых они должны были лагеря располагать вдали от засеянных полей, чтобы не травить хлеба.
Для поддержания порядка в тылу армии имелась особая стража с функциями, близкими к тем, которые исполняются нынешними полевыми жандармами.
При войсках состояли особые чины по хозяйственной части – «черби».
Эрэнжен Хара-Даван