По велению Чингисхана

– Ну, что ты, маленькая!.. Зачем же слезы лить, когда такая радость… Когда встретились – живые, здоровые! – изменившимся голосом сказал Джучи, сам тоже еле сдерживаясь от слез, поглаживая дрожащие плечи Алтынай. И вспомнились слова бабушки: «Вы, мужчины, хоть и ходит рядом с вами смерть, все же находитесь всегда средь своих. А бедные наши девочки вынуждены отправляться к другим народам, к чужим, иногда враждебным людям, и постоянно жить под неусыпным наблюдением ненавидящих и завистливых глаз, опутанные сплетнями и оговорами, и закончат жизнь свою тоже на чужбине ради умножения нашей славы…. Так что запомните мои слова, нежьте-хольте своих девочек, сестренок и дочерей, пока они с вами, берегите их, как драгоценные камни»… – Ну, поплачь немного… со мной можно. Отведи душу… Детка моя, как ты измучилась средь этих… Только, прошу, не показывай свои слезы матери с отцом. Старики и так маются, что ты страдаешь там… Хорошо? Они и без того испереживались за тебя, каются все время, что не разведали толком сразу…

– Хо… хорошо…

Алтынай пыталась унять слезы, но пока не получалось, слезы буквально душили ее, плечи так и тряслись. Все, что она держала в себе эти долгие семь лет, словно разом прорвалось, излилось освобождающими слезами… Наконец, немного успокоилась, тщательно вытерла слезы.

– Маленькая моя, возьми себя в руки, держись, терпи. Самое трудное, надеемся, позади.

– А я и держусь, куда мне деваться? – грустно ответила брату Алтынай. – Что касается терпения, то я даже прослыла там Каменной Хотун… Даже жалуются друг другу, что невозможно из меня слезы выбить. Что по мне нельзя определить, радуюсь ли хорошему или огорчаюсь из-за худого… Только, кажется, вся моя выдержка кончилась сейчас, слезами вытекла…

– Ничего, ты достойно пережила первые, самые тяжелые времена, и мы гордимся тобой. Теперь же мы все возвращаемся сюда. Отец намеревается назначить меня здесь главным. Так что сможем поддерживать друг друга.

– О, как это было бы хорошо! Оказывается, нет ничего хуже, чем отрываться от своих, жить сиротой в чужой стороне, хотя вроде бы и имеешь такую могущественную родню. Но от некоторых бед и войском не защитишься…

– Родная моя, еще раз вижу, сколько пришлось тебе пережить всего!.. – воскликнул Джучи, и на его обычно мягком, приветливом лице появилось жесткое выражение. – Пока наши руки были связаны там, в Китае, в твоей стороне благодаря тебе все было благополучно. Но теперь такая нужда миновала, и мы резко изменим свое отношение ко всяким подлостям и козням против нас. Прекращаем разные уговоры и увещевания, поблажки и начинаем истреблять, выдергивать с корнем все, мешающее нам… Кто особенно издевался над тобой там? Назови мне их имена!

– А это еще зачем?! – Алтынай от неожиданности вздернулась вся, насторожилась.

– Сказал же, что вся западная сторона завоеваний наших теперь в моей власти. Вот и спрашиваю, чтобы кое с кем из твоих врагов посчитаться… Самыми крутыми мерами, да!

– А если мои соперники являются верхушкой народа? Как быть, что тогда сделаешь?

– Маленьким народом кто угодно сможет руководить… Да ты же сама и будешь! Мы их многое множество покорили, и нигде ханский ковер не пустует…

– Как ты можешь называть маленьким народ, почти в двадцать раз многочисленнее нашего?

– Если б величие народа определялось его численностью, мы с тобой не пришли бы сюда и не мучились бы так, а ютились бы где-то в горах, подальше от сильных и хищных, и были бы, может, счастливы даже, свободные от тревог внешней жизни… – Джучи снисходительно улыбнулся, понюхал лоб сестры. – Нет, большой народ или маленький – это определяется его духом! Маленький народ, хоть его миллионы, суетлив и гневлив, жаден и нетерпелив в делах, не думая об их последствиях, а большой народ всегда великодушен, щедр, уверен в себе, потому думает о многом, о будущем… Ну, например, возьми мэркитов, туматов. Если бы они подумали о будущем, разве стали бы так опрометчиво поступать, так ожесточенно сопротивляться, что почти поголовно все были истреблены? Нет, конечно. Так что и твоих уйгуров нужно вовремя проучить, чтобы научились думать…

– Нет-нет! Я сама справлюсь со своими уйгурами. – Слезы Алтынай мгновенно высохли, и она сказала это иным голосом, твердо и упрямо, едва ль не с вызовом. – У меня сейчас с ними… Ну, благополучно, можно сказать. И, в конце концов, это мой народ… Мой! Я никому не позволю!..

– Если так, то хорошо. Мы не намерены вмешиваться, пока сама не попросишь, – сказал Джучи уже совершенно другим, смягчившимся голосом, словно извиняясь перед сестрой. – А я, маленькая, тебя всегда поддержу… Только еще раз прошу: не показывай свои слезы отцу и матери. Во-первых, не очень хорошо озабочивать старых людей, у которых и так забот с излишком. А во-вторых, если отец разгневается на уйгуров, он может не согласиться с тобой так легко, как я… Ты поняла?

– Поняла, – сказала Алтынай, улыбнувшись. – Поняла, наконец, твердо то, о чем чуть не забыла тут.

– И что именно?

– От кого я родом…