По велению Чингисхана

– Да, действительно! – рассмеялся Джучи. – Ведь мы, монголы, произошли от Серого Волка и Божьего Оленя, и это глубоко сидит у нас крови, в нашем нраве. На мирном дружеском тюсюлгэ мы мягки и кротки, как олени, а когда наступают решающие, злые времена, то можем и хищные клыки показать!..

* * *

Сопровождаемая Джучи, она дошла до ханского сурта, где ее ждали отец и мать. С удивлением и волнением, с жалостью увидела сразу, что они заметно-таки постарели, стали как будто меньше. Но на этот раз сдержала слезы. Мать, издавна прославившаяся тем, что никогда и никому не показывала своих истинных чувств и настроения, теперь заплакала, когда дочь обняла ее. Отец тоже подозрительно долго откашливался, вглядывался в верхнее отверстие сурта.

– У меня все хорошо, родные мои!.. – сказала Алтынай твердым, уверенным голосом, улыбнулась им. – Хвала Тэнгри Небесному, в моих краях ни один из народов, примкнувших к нам, не отвернулся, не перекинулся к врагу. И основным залогом этого стали сестры мои, ваши дочери, уехавшие отсюда к ним. И хотя кажется издалека все благополучным, там, на месте, всякое происходит, бывают и сложные обстоятельства… Сложнее всех, вы хорошо знаете, пришлось старшей сестре Алахай-Бигэ, когда онгуты убили собственного правителя… Потом сговорились алмалыки, пригласили Кучулука и выдали ему своего вождя, отправившегося на охоту. Горячие были деньки, но все решилось благополучно. Харалыки несколько раз покушались на своего хана Арслана, но удалось вовремя предотвратить злодеяния, благодаря осторожности и неусыпному наблюдению…

– С вышней помощью Тэнгри и благодаря твоему терпению, дочь, неустанным ежедневным заботам и зоркости твоей… – сказал хан.

– Рада очень, что вы обратили свое благосклонное внимание, свой взор на мои заботы и труды, преходящие, как быстрое течение воды… В эти бесконечно долгие годы, когда я блуждала порой одна в потемках, сияние вашей славы освещало мне путь, и я всегда чувствовала себя под вашей надежной защитой. И потому мне не страшны были неприятели, если встречались иногда, и легче было привести всё к нынешнему благополучию.

– Детка моя, хоть ты и не жалуешься сама, но все же окольными путями мы узнавали, какие тебе пришлось выдержать испытания, что пережить… – с облегчением, с большим удовлетворением произнес хан. – Теперь время изменилось. И не нужно больше сносить покорно все нападки, терпеть коварность, ублажать недостаточно верных. Мы можем отныне всем воздать по справедливости, вплоть до самых суровых наказаний.

– Нет-нет, великий мой отец… У меня нет такого, чтобы потребовалось какое-то особое наказание. Да и раньше, если не считать всяких мелких дрязг, все-таки жили у нас мирно, во взаимном понимании, с уступками друг другу.

Хан и радовался, и поражался уверенному, не по годам серьезному и обдуманному ответу дочери. Хотел что-то спросить, но воздержался.

– Хорошо… Меня такие слова твои только радуют. У тебя, наверное, есть какие-нибудь просьбы?

– Есть. У меня две просьбы, великий хан…

– Всего две? – усмехнувшись ласково, сказал хан. – Всего-то?!. Почему так мало за целых семь лет?.. Ну что ж, скажи, о чем просит Хотун Великой страны. А мы послушаем.

– Я приехала с пятью сюнами уйгурских нукеров в качестве сопровождения, а свои два мэгэна оставила в стане…

– Так-так…

– Мои нукеры, постоянно привязанные к одним и тем же местам, к охранной службе, отвыкли уже от настоящих боевых походов, дорог. И потому, чтобы оживить их, закалить, натаскать, прошу взять их с собой в поход, включить в свои ряды… Может, хоть какая-то польза от них будет. И еще… Муж мой Барчук за последние два-три года подготовил два тумэна – с мечтой тоже отправиться вместе с вами, даже сон и покой потерял…

– Девочка моя! Да какая же это просьба – наоборот, подарок, помощь… – Хан улыбнулся. – Видишь, мать, она умудряется даже просьбами своими помогать нам!.. Но мы, если удастся мирно договориться с султаном Мухамметом, точно определиться с границей между нашими землями, прекратили бы пока свои походы. Но с удовольствием использовали бы твоих уйгуров для присмотра за новыми огромными владениями и охраны дальних участков Шелкового пути.

– А что будете делать с моими мэгэнами?

– С этими? Знаешь, войска, стоящие на охране, тоже не должны терять своей боеспособности, время от времени их нужно подтачивать, как ножи и мечи. Так что твои мэгэны мы отдадим Сюбетею… Конечно, людям, отвыкшим от походов, будет тяжело первое время, но они же – монголы. Не сразу, но все же зазвенят со временем, как хорошие сабли, когда Сюбетей заставит их, разжиревших на уйгурских раздольях, побегать, выжмет из них семь потов… Уж он-то это умеет.

– Хорошо… – И опять при имени Сюбетея и потеплело в груди, и горечью подступило к горлу. – Я за них спокойна теперь.

– А ты в эти дни подробно разберись со всеми заботами о которых твоя сестра нам постеснялась здесь поведать. Потом еще раз посоветуемся, какую помощь и как ей оказать, – сказал хан, обращаясь к Джучи. – Да, так нам же нужно еще встретиться с зятем. Он здесь?

– Нет. Остался там.