По велению Чингисхана

Халиф Насир не прекращал своих попыток настроить их против султана Мухаммета. Странно, но не устает он проклинать своего ближайшего соседа и единоверца перед какими-то пришлыми, совершенно незнакомыми монголами, всячески поносить его. Если послушать его, то на этой земле никогда не настанет мира, пока существует такой изверг, как хорезмский султан. И одному только Чингисхану под силу остановить его, найти на него управу… Понятен этот старый как мир прием: устранить своего врага чужими руками. Но в последнее время почему-то затих – ни посольств от него, ни даже посланий через гонца… Или понял, что не так-то легко уговорить, натравить монголов, или готовит что-то другое? Может и такое быть.

Если раньше с Китаем хоть и по слухам, по рассказам купцов, но все-таки знали друг о друге многое, поскольку жили бок о бок, имели и военные столкновения, и торговые и прочие связи, то про этих западных арабов совсем почти ничего не знаем, так как никаких отношений никогда с ними не завязывали, не поддерживали.

А это плохо. Плохо и опасно, втягиваясь на новых своих границах в большую западную игру, не знать, с кем имеешь дело, какая история у них, обычаи, нравы, чего они хотят или не хотят сейчас. Без этого нельзя, если хочешь о чем-то договориться с ними, установить некие границы и правила отношений; играя вслепую, всегда будешь оставаться в проигрыше – хотя бы уж в том, что не использовал их слабые стороны и не выстроил защиты против того, в чем они сильны. Дело это очень непростое и требующее длительного изучения и, вместе с тем, приноровления к новым соседям. С наскоку тут не возьмешь.

Проще было с родственными народами и племенами степей и тайги, надо было только наладить мост к ним с помощью их лучших людей, заслужив их доверие, привлекая к себе. С арабами же это не удастся уже потому, что они сплочены не столько правителями, сколько их пророком Мухамметом, его религией единобожия, непримиримой к какой-либо другой. Их сердца уже заняты, а сердце, как известно, это главная и самая неприступная крепость любого народа…

Вообще же, каждое решенное вроде бы дело таит в себе наказание для сделавшего его. Мало того, что на пути его решения тебя ожидают за каждым поворотом всякие каверзы и опасности, даже беды, стоит только допустить даже малейшую ошибку. Тут важно в отношениях с другой, чужой стороной не принять ее заведомо подготовленную хитрость за реальное, якобы, обстоятельство, тем самым не упростить до глупости свое видение сложившейся обстановки и способы разрешения возникающих вопросов. Или же, наоборот, излишне не усложнить из-за своей чрезмерной осторожности и подозрительности дело простое, самоочевидное.

Опасность в том, что когда трудный вопрос решается тобой правильно и удачно, то тут же всё начинает казаться тебе несложным, простым. И хотя наказание за эту самоуверенность последует не сразу – но, отсроченное, оно ждет тебя впереди… Вдобавок, как всегда, тотчас появляется целый ряд тех, кто считает это своей заслугой, вызывая в тебе ревность и еще большую самоуверенность. А вот если допущена ошибка, то личную ответственность несет один только Джэлмэ…

За эти долгие годы, когда одна война сменялась другой, допускались им и крупные ошибки, и всякие недочеты, упущения. Но раньше как-то успевал их более или менее вовремя исправлять, наверстывать упущенное. Теперь же недостатки своей деятельности воспринимаются всё тяжелей и больней, как бы в укор собственному имени и высокому положению, и это, конечно, признак подступающей старости.

Чем больше становится земель и народов в пределах разрастающегося Ила, тем больше наваливается на твою арбу самых неотложных забот, неразрешенных разногласий, невыплаченных долгов… Чем дальше продляются дни твои, тем множественней и неотвязней твои раздумья, и теперь уже не удается сбрасывать с себя усталость, как раньше, развеяться удовольствиями жизни, да их, считай, и не осталось. Наверное, слишком большие знания о жизни связывают ум, стреноживают мысли. К тому же нет уже той мыслительной расторопности, азарта и упорства, что с избытком давала молодость… Заместителей теперь хватает, но, кажется, нет пока среди них такого, который бы полностью взвалил на свои плечи его груз. Хотя, если настанет нужда, любой из них худо-бедно, а дело потянет. Особенно если подстегнет его камча хана.

* * *

Дабан собрал тойонов-сюняев, чтобы обсудить состояние коней и необходимость замены больных и отслуживших свой срок, когда его вызвали к тойону Хорчу.

– Ну, сы-сынок, – сказал, заикаясь, но с довольным и несколько загадочным видом Хорчу, – не могу сказать определенно, но чую старой своей спиной, что д-дело хорошее для нас и для тебя затевается. Аргас мне сказал, что у него побывал с утра и уже убыл в Ставку тойон Джэлмэ. Со-собирайся быстренько и отправляйся вслед за ним, он тебя вызывает.

– Прямо сейчас отправляться?