По велению Чингисхана

Пребывание же среди другого народа развивает молодого человека, заставляет много размышлять над увиденным и познанным, расширяя его кругозор, он учится пониманию других, подчас довольно чуждых, – пониманию, столь важному для пестрого, сборного монгольского войска. Сейчас они это пока не усвоили в должной мере, да и не каждому это дается. Каждого из особо одаренных нарочно «гоняют» с должности на должность, чтобы будущий полководец всесторонне обучался, познавал, набирался опыта. Эллэя направили сюда по просьбе его сестер – Великих Хотун, и понятно, что его готовят к скорому назначению на какую-то высокую должность. Что ж, Эллэй совсем не простой мальчик. Нужно без всяких сомнений признать за ним особые способности не только в боевых делах, но и умение организовать любое дело, обустроить жизнь в самых, казалось бы, неподходящих для того условиях.

Но каким бы выдающимся по задаткам не был человек, он должен прежде в совершенстве овладеть доверенным ему делом, только тогда его передвинут на более высокую должность. Старик не любит, когда со стороны вмешиваются в этот исконный порядок, особенно ему не нравится прямое вмешательство высокопоставленных покровителей. Что может быть хорошего в этом и для Ила, и для него, человека, который возится с детьми какой уж десяток лет, старательно и с любовью нянчится с ними, обихаживая, выращивая все равно как редкие и очень нужные растения. Ты год от года внимательно наблюдаешь за ними, осторожно направляешь их характер и способности куда надо, готовишь к большому государственному делу – и вдруг кто-то своим вмешательством со стороны разрушает весь твой четко выстроенный план, назначает твоего питомца к делу, которое еще не по плечу ему, к какому не готов. И тот подчас не справляется ни с делом этим, ни с собой, ломается, годы воспитания идут насмарку, но ты уже ничего с этим поделать не можешь…

Аргас вспомнил Дабана и тяжело вздохнул. Стараешься-стараешься, выращиваешь молодого человека всесторонне развитым, готовым к большим свершениям, оправдывающим все твои труды, но судьба, но случай вместо ожидаемой радости приносят беду… И никто, будь он хоть каким умным и предусмотрительным, не в силах это предвидеть. Какие бы жесткие требования ни предъявлялись к вождям и тойонам в отношении потерь, как бы ни берегли мы своих лучших людей, война все равно возьмет свою кровавую долю.

* * *

Несмотря на все свои дурные предчувствия и плохие в последнее время сны, весть о взятии под стражу Курбана стала для него полной неожиданностью. Попытался сразу же узнать хотя бы причину ареста, но никто и ничего не стал ему объяснять. Все держалось якобы в строжайшей тайне, так что не только узнать, но даже предположить что-то было невозможно.

– Как же так, ни с того ни с сего – и под стражу? Наверняка, ошибка вышла… – надеялся про себя на лучшее старик, направляясь на центральный стан.

Но кого бы из знающих он ни спросил, в чем же все-таки обвиняется Курбан, никто не отвечал ему, все стесненно отводили взгляд, будто это и он тоже виноват в неведомом проступке воспитанника… Все это вселило в его сердце самую серьезную тревогу. Плохие вести никогда не оказываются полностью вымыслом, и тут, видимо, все-таки произошло что-то весьма необычное, какая-то беда.

Молодого тойона задержали, привезли и тут же передали в распоряжение Верховного суда. Значит, все уже открылось, все почти решено, и закрутились вовсю жестокие жернова суда, Джасака.

Аргасу ничего не оставалось, как отправиться к тойону тюрьмы Хорхомусу – с просьбой разрешить ему встретиться с питомцем, но тот, старый пень, даже слушать не стал знаменитого бахсы, а отмахнулся как от дряхлого пастуха:

– Ты что, старик, нельзя… Не знаешь, что встречи с подозреваемым до конца следствия строго запрещены? – Хорхомус презрительно отвернулся, не желая дальше разговаривать.

– Знаем, знаем. Но ты хоть скажи, как долго продлится следствие? Смотри, видимо, хорошо устроился тут. Вот я выпрошу тебя посыльным к себе. Будешь скакать между стрел.

– Кто же это может сказать точно? Иногда заканчивается за несколько дней, а если дело запутанное, то может и на несколько месяцев затянуться, – мгновенно оценив реальность угрозы и несколько смягчившись, ответил Хорхомус. – Так что надо просто ждать.

Он, конечно, узнал Аргаса. Да и во всем войске найдутся, может, лишь считанные люди, тем более тойоны, не знающие его. А Аргас никак не мог вспомнить, где же он видел этого старика. Но если даже и вспомнит, что проку от того? Сразу видно, что тойон суровый и не станет отступать от своего слова. Потому, наверное, и поставили на такую должность. Даже подстилку, одежду и немного еды, что принес для своего воспитанника Аргас, не принял. Оказывается, до конца следствия запрещено что-либо передавать подозреваемому… нет, это уж чересчур. И держат виновных в глубокой яме, вырытой в твердой каменистой земле. Как же холодно, сыро и темно, как противно, а главное, унизительно должно быть там…

* * *

Беду эту опять-таки принес длинный хвост ненасытных уйгуров.