Читаем По велению Чингисхана полностью

Четыре года назад Чанг-Чуну, кажется, исполнилось 72 года. Говорят, в молодости он был человеком выше среднего роста, кряжистым, полноватым. Но за последние десять лет высох, сгорбился, стал совсем маленьким. Кто может сопротивляться тяжкому дыханию дум? Говорят же, что нет ничего более изнурительного, чем думы, переживания. А ведь Чанг-Чун – и есть тот самый единственный великий человек, пропустивший через свой ум, свое сердце весь сгусток сомнений, переживаний, горестей всего рода человеческого. Какому простому человеку под силу это? Могучий водопад мыслей вряд ли выдержит и камень.

– Слышал, многие правители, властелины мира, в том числе даже китайские цари, пытались завести с тобой знакомство, хотели встретиться, но ты отказывался… И кланяюсь до земли, преисполненный благодарности за то, что принял именно мое приглашение, я же особо и не надеялся, что решишься отправиться в столь далекое путешествие, – сказал хан при первой встрече.

– Что ты, что ты, как бы ни была велика твоя благодарность, не надо кланяться мне, поклонись высокому Богу своему. Я-то что? Всего лишь старый мешок, наполненный разными болезнями, грехами и дурными мыслями… Прожил свою жизнь вольно, как горное животное, с единственной лишь целью восстановить прерванные, утраченные связи между Высокими Божествами и родом человеческим, соединить эти разорванные нити.

– Но твое славное имя гремит на многие и многие страны. Твои слова объясняют сомнения и мучительные раздумья множества людей.

– Не знаю… – с лица Чанг-Чуна слетела постоянная мягкая улыбка, оно стало суровым; он посмотрел ему прямо в глаза. – Знаю, как часто заблуждаются несчастные люди. Но сомневаюсь, что даже услышав, они верно истолкуют мои слова. В основном человек из множества ветвей дерева мысли выбирает только ту ветвь, которая ему ближе, нужнее, выгоднее и легче для воплощения в жизнь именно сейчас, а это – не всегда правильный путь.

– Но почему нет одного-единственного верного решения для неясного, запутанного случая? Почему мысли у человека имеют столько направлений и ответвлений?

– А ты посмотри вокруг, разве видишь что-нибудь без ответвлений, без дополнительных русел или без тайных уголков? Посмотри на горные ущелья, на русла рек и речек, на ветви деревьев. Все вроде бы похоже, но все неповторимо, особенно. Точно так же и мысли человеческие каждый раз оказываются похожими на творения природы, – Чанг-Чун испытующе посмотрел на хана узкими прищуренными глазами.

– Каждый старается все упростить, выпрямить. В этом лежит корень многих наших ошибок. Но самое досадное – каждый раз повторяешь эту ошибку, хотя прекрасно о ней знаешь.

– Да разве только это? В человеческой природе намного преобладает влечение к греховной стороне жизни, – Чанг-Чун сморщил тонкие губы в гримасе усмешки. – Зато Святые Деяния совершаются лишь силой воли, принуждением мысли.

– Но почему?

– Значит, Создатель нас такими придумал…

– Я об этом догадываюсь, но не могу понять, зачем? Поражает неспособность человека обдумывать увиденное глазами и делать выводы. Удивительно, вот поговоришь с каждым по отдельности, вроде все понимают совершенно правильно все, но стоит собраться вместе множеству людей, так сразу же они превращаются в стадо, не способное внимать разумным речам, понимать их.

Чанг-Чун опять усмехнулся и молча посмотрел на хана. Без всяких сомнений, он точно знал ответ, прекрасно понимал, но почему-то не захотел сказать об этом. Почему? Что он может скрывать? Со дня смерти матери хан еще не встречал человека, явно превосходящего его самого по всем данным, видящего насквозь все его ошибки и промахи и сразу же указывающего на них. Перед этим сморщенным, сгорбленным и худющим стариком хан почувствовал себя прежним лопоухим маленьким мальчиком. Обширные знания, умение понимать сложные вещи – великая сила…

– Есть такое понятие, как уровень, – тихим, без нажима, голосом продолжал не спеша говорить Чанг-Чун. – Есть уровень моря, озер и уровень горной вершины… Горное животное, напившись из озера, взбегает по склону до самой вершины… Оттуда видны далекие горизонты, но он не меняется от того, что забрался на вершину.

Хан пытался понять, что имеет в виду старик, но не смог в тот момент. Какой уровень? О каком уровне он говорит? Обычно он себя уподобляет горному животному.

– Многое не открыто… – вдруг сказал старик и замолчал, словно высказал все, что должен был сказать.

Что не открыто? Все какими-то намеками, загадками, половинчато…

– Добро и зло… Святое деяние и Грех. Но сложно разобрать, что есть грех, а что святое. Оба понятия переплетены, словно две нити тонкой витой волосяной веревки из светлых и темных конских волос. Потому и сомневаешься на каждом шагу, все приходит к тебе с мучениями, сомнениями. Только тот выбирает правильный путь, кто много раздумывает.

– Но это так трудно, так изнурительно…

– Выбирать всегда сложно. Потому что многое не открыто.

– В жизни много непонятного. Сколько бы не силился, осмысливая, обдумывая, невозможно достичь конца, истинного начала.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза