По велению Чингисхана

– Откуда? За всю свою жизнь я подобных видел единицы. Таких теперь нет.

– Как обидно! Какую беду эти тупые невежды, Чагатай с Сиги-Кутуком, сотворили, оставшись единовластными вершителями! – Хан сделал резкое движение сжатым кулаком в ярости.

– Даже предположить трудно последствия этого! Скольких жизней простых нукеров стоила смерть одного выдающегося военачальника? Хотя бы ради одного этого Курбана нужно было обязательно спасти, если б даже он на самом деле был виноват… А с умыслом приносить безвинного в жертву ради устрашения других – это вопиющая глупость.

У старика от обиды задрожал голос, казалось, он вот-вот заплачет. Он с трудом сдержался, несколько раз глубоко вздохнул, вытащил из кармана тряпочку, начал вытирать лицо и тут заметил, что хан опять отвернулся. И теплая волна благодарности заполнила грудь, будто вытолкнула, наконец, чувство обиды, свившее себе там гнездо на долгие годы…

– Бедный мой мальчик, даже внешне был таким красивым, стройным, каких мало… Уж слишком безупречно был сложен, – Аргас опять несколько раз глубоко вздохнул. – И теперь он каждый раз приходит ко мне во сне перед каким-нибудь несчастьем или бедой…

– Из какого рода был Курбан?

– Из Барыласов.

– Барылас? – Хан оживился. – Вот почему он был такой! Из такого доброго рода… Значит, у них с тойоном Хубулаем одни корни. Барыласы издревле славятся своей решительностью, легкостью на подъем. Это особенно ярко проявляется в дни опасности и нужды. На этот род всегда можно опереться в трудные времена, быть уверенными в них. А какая у них сейчас молодежь?

– Кто знает… Сложно сказать точно. Чтоб определить способности ребенка, нужно немало повозиться. Иногда сверкнет кто, выделится, но потом сливается с общей массой, гаснет, а медлительный, слабый ребенок, казавшийся таким тугодумом, вдруг раскрывается, непредсказуемо меняется.

– А Курбан каким был?

– Курбан… С малых лет сразу бросался в глаза, как драгоценный камень… Что теперь будет с Барыласами?

– Что ты имеешь в виду?

– Предки еще говорили, что плохой жребий ждет тот род, который не сумеет сберечь, сохранить такую великую личность, дарованную им небесами, судьба переворачивается, счастье отворачивается от него и род приходит в упадок…

– Неужели?! Я ведь запомнил, что точно так же говорили старики, когда умер мой отец.

– Что делать? Огромной может быть расплата… Но, может, обойдется благополучно. Если б прожить еще несколько лет, увидел бы, но таким, как я, пора уже и собираться…

– Погоди… А Курбан не успел жениться?

– К счастью, бог милостив, перед самой бедой успел он жениться, оставил после себя дочь. Сейчас ей четыре года…

– Да, это действительно великое счастье! – воскликнул хан, несказанно обрадовавшись. – В таком случае я назначаю эту девочку Хотун одной из самых лучших улусов сих земель – долины Фергана! Я сказал! Вы услышали!

– Ты сказал! Я услышал! – Воскликнул Аргас весь в слезах от радости, он не помнил даже, как оказался на коленях перед ханом, видимо, сработала многолетняя привычка.

Тут же в сурт пригласили чербия с синим дэптэром под мышкой, чтобы записал указ хана.

* * *

Хан в последнее время опять часто стал раздражаться по всяким пустякам, впадать в мрачное настроение. О чем бы ни распорядился, что бы ни поручил сделать, ничего никто не может выполнить так, чтобы он остался полностью доволен. Обязательно нужно несколько раз объяснять, добиваться, чтоб сделали до конца или же стоять и наблюдать, чтоб исправили допущенные ошибки. Как это мучительно! Если они не способны осуществить то, что уже придумано другим, обсказано, готово уже почти, как они смогут распоряжаться собой и другими, когда останутся одни? Как?!

Мелкие люди… Тревожит, что становится все больше людей, не способных думать широко, с узкими мыслями, короткими думами… Куда ни повернись – всюду они… Или так кажется с досады и злости? Просто невозможно становится… Более того, отсутствует признание ограниченности собственных возможностей. На соперничество, интриги, стычки у них и силы находятся, и находчивость. Больше всего преследуют тех, кто лучше, умнее, талантливее, у кого больше возможностей. Почему же так? Неужели, как говорил когда-то старик Аргас, такова уж подлая человеческая сущность? Больно видеть, что даже очевидно добрые деяния начинают ценить и понимать только когда прольются кровь и слезы, только тогда начинают их заново осмысливать.