По велению Чингисхана

– Нам с тобой еще выпадет вместе ехать, – сказал он не совсем понятно по своей привычке обо всем говорить полузагадками, окольными путями.

Странный старец. Каждое его слово всегда имеет несколько значений, скрытый смысл, и их можно толковать совершенно по-разному.

Хан тогда принял его слова напрямик, обрадовался про себя, подумав, что тот выразил надежду «встретиться еще».

К началу большой жары с сыновьями собрались в степи Барыкан и провели лето вместе. Осенью, не спеша, перекочевали на восток. Передвигались спокойно, останавливаясь на самых лучших местностях, задерживаясь на особо понравившихся землях надолго, добрались до Кара-Корума к весне Года Утки (1225 г.).

* * *

Усталость теперь уже не проходила так быстро, как раньше, силы не восстанавливались полностью, все это заставляло задуматься, наводило на печальные мысли.

Порой без видимой причины такое раздражение накапливалось, будто гнев разрастался изнутри… В такие моменты даже мелочи, на которые раньше даже внимания не обратил бы, превращались в преграду, которую невозможно обойти, простое усложнялось, а ровное обрастало крючками. Но стоило пройти моменту, опять все становилось на свои места.

Хан сегодня проснулся в дурном настроении, все ему мешало: и свист осеннего ветра снаружи, и дождевые капли, стучащие по стене сурта. Понятно, что смена настроения, раздражительность, дурные мысли всегда связаны с переменой погоды. В такое время у всех пожилых людей воспаляются застарелые раны, обостряются болезни. И мысли принимают такое же болезненное направление.

Вчера своим указом он присвоил двум молодым сюняям чины тойонов-мэгэнэев. Один из них оказался поздним ребенком того самого старика Аргаса. Лично исполнив обряд присвоения чинов, хан своими руками надел ему на голову новую шапку с золотым ярлыком, подпоясал поясом с полным набором. После этого старик попросил о встрече, и хан не смог отказать, сказал, чтобы пришел завтра. Хан в последнее время, как мог, избегал встреч с ним. Понятно, что совсем обойтись без человека, в руках которого вся молодежь, невозможно. Поэтому хан, чтобы не встречаться со стариком, поручал это Джэлмэ или кому-нибудь другому.

А как он сейчас объяснит старому бахсы казнь Курбана, которого четыре года назад обещал обязательно спасти? Тогда после встречи с Аргасом он сразу же вызвал Сиги-Кутука и Чагатая, и, как ему показалось, достаточно ясно объяснил, что Курбан не виноват, что попал под подозрение по недоразумению, что его оклеветали. О том, что эти люди превратно истолковали его слова, вместо того, чтобы принять меры для освобождения парня, поспешили сделать обратное, узнал, услышал слишком поздно, когда Курбана уже казнили. Получилось почему-то точно так, как когда-то с Джамухой, которого тоже поспешили осудить и казнить в его отсутствие, против его воли. Но этих двоих никак нельзя ставить рядом, слишком уж они разные. Один поживший человек в возрасте, а второй – мальчишка, только поднимающийся на ноги. Если устранение Джамухи можно объяснить сведением счетов, местью, то кому помешал Курбан? В этом много непонятного.

Ясно только одно… Такие великие вещи, как Ил, Война, Джасак, хоть и придумал их ты собственными мозгами, организовал, создал из ничего, но, встав на ноги, возмужав, начинают жить собственной, независимой жизнью, как дети, выросшие и прочно ставшие на ноги. Обретают свою душу, другое дыхание…

Или для того, чтобы Джасак стал Джасаком, потребовалась жертва, такая, чтобы внесла смятение в души людей, неожиданная для них?.. Хан вздохнул… «На самом деле это не очень приглядное предположение правдиво… Я прекрасно это знаю, понимаю. Сперва я привлек к себе выдающихся, талантливых, исключительных людей, организовал лучшее на земле войско, затем покорил все соседние великие Илы, издревле грозившие нам, а нынче соперничающие. Основал свой великий Ил. И этот Ил бьет копытом, как необъезженный конь, хочет вырвать из рук поводья… Что мне с этим делать? Как будто хочет обрести собственное дыхание, пойти своим путем, будто имеет душу, мыслит по-своему… Что это значит?

А война… Война тоже в итоге начинает предъявлять какие-то особые требования, свои задачи, которые необходимо выполнять. И словно все это исходит из внутреннего состояния, из системы самой войны. Многое из этого понятно, хоть и кажется неприемлемым. Некоторые моменты не только не совпадают с темпом сегодняшней жизни, а будто толкают тебя совершенно в другую сторону, заставляют совершать неожиданные действия.