По велению Чингисхана

Тумэн Аргаса в его отсутствие принял участие в штурме нескольких крепостей, хоть и берегли их, не пускали в самые горячие точки, но все же мальчики не остались в стороне. Так что у них было что рассказать и чем гордиться. Все наперебой пытаются рассказать об успехах. Но Аргас не может внимать им так же внимательно и заинтересованно, как раньше… Все мысли только о Курбане… На самом деле, нет ничего в этом деле настолько сложного, чтобы так ломать голову. Точно так же, как случаются несчастные случаи, так же парень попал по явному оговору… Но, горше всего, что никакими словами, никакими слезами не объяснить этим тупым башкам…

С тех пор, как Курбана взяли по ложному подозрению, он потерял покой… Обошел все места крупных сражений по следам больших тойонов, торя их большие пути, начиная с Отрара, объехал Бухару, Термез, Самарканд. Хорошо, что с детьми без него ничего не случилось. Не было еще такого, чтобы он так надолго оставлял их одних во время большой войны…

Подумав об этом, старик улыбнулся… Видимо, человек в своей земной жизни так часто попадает в ловушки самообмана: «Все я решаю, я делаю, организую», – часто думаем мы, но жизнь, видимо, и без нас обойдется, все решит, все расставит по местам, найдет дырки-щели и потечет дальше… разве только, может, чуть медленнее, чуть иначе или, наоборот, упрощаясь и быстрее…

* * *

Решение Верховного суда все не выходило, столько дней ушло на напрасное ожидание…

Дошли не очень хорошие слухи сперва о том, что на Сиги-Кутука, стоявшего с небольшим войском под крепостью Парван, напал Джалал-ад-дин, и он вынужден был отступить с довольно большими потерями, потом о том, что Чагатай попал в засаду. Не надо было даже особо разбираться в этих двух случаях, чтобы понять, что тут подвела недостаточная организация. Для человека, хорошо понимающего все хитрости военного дела, это ясно: даже на уровне тойона-сюняя. Значит, они, находясь на землях врага, потеряли бдительность, не выполнили обязательные требования по организации многоступенчатой системы охранения. И причина ясна – чрезмерное самомнение: «Кто осмелится напасть или устроить засаду на нас?»

Слишком много оказалось злорадствующих по поводу того, что глава Верховного суда и главный толкователь Джасака, два великих тойона, на этот раз так сплоховали.

Аргас был неприятно поражен, услышав подобные высказывания даже из уст своих мальчиков, когда по своей постоянной привычке устроил разбор причин происшедших неудач. Почему возникает такое отношение к людям, которых лично они никогда не встречали, которых совсем не знают? Видимо, корни лежат глубоко… И, скорее всего, исходя из врожденной противоречивости человеческой натуры: человек всегда протестует против давления силой, даже против указов-джасаков, путем ограничений или принуждения пытающихся повернуть его к добру, в сторону айыы[41].

Страшные, далеко идущие мысли… Но что с этим поделаешь? Ничего не можешь.

Каким бы сильным, талантливым, умелым ни был сам, но предназначение Создателя все равно возьмет свое. Не только не можешь изменить в корне течение жизни, вытекающее из природы человека, из его нутра, но даже повлиять хоть немного на его ход… Все течет по своему руслу, как великая река. И ты, будь хоть трижды великим бахсы, зря мнишь про себя, что можешь повлиять на ее течение…

* * *

С того дня, как пал старый Хорезм с его великолепными строениями, возвышающимися над крепостными стенами, широкоохватные военные действия на земле сарацинов были свернуты, жизнь начала входить в прежнее русло, разрушенное – восстанавливаться.

Сыновья хана, покорив уцелевшие небольшие крепости, собрались в прекрасной местности Талакан.

На этом война могла бы прекратиться, если б не восстали несколько крепостей, оставшихся нетронутыми, поскольку сдались без боя, начиная с Харасана. Почему-то их жители сами навлекли на себя новые страшные бедствия, убив вновь назначенных джасабылов, несмотря на то, что ни в одном из них не осталось монгольских войск, которые бы угнетали их. И война, затихшая было, вновь разгорелась с новой силой, опять погибло множество людей, жизнь, только начавшая восстанавливаться, опять была разрушена.

Среди монголов отношение к завоеванным тоже было разное. И прежний спор опять возник в эти дни. Казалось, новые восстания подтвердили ошибку сторонников милостивого отношения к побежденным и правоту настаивающих на жестких мерах.

– Люди никогда не понимают добра. Так что, навязывая непонятное, еще больше портишь их характер, отношение. Чем добрее относишься к ним, тем хуже делаешь для них… Человек никогда не понимает дармового добра, наоборот, больше дорожит тем, чего добился, помучившись, большими усилиями, тем, что выпросил мольбами и слезами.