Большая организация, конечно же, имеет и многие издержки. Не просто так начинается большая, многолетняя война, имеющая несколько этапов, несколько направлений, и не может остановиться сама по себе, оказывается. Вот ты победил, разбил всех врагов, а куда должна уйти война? Куда она денет накопленную за все это время страшную энергию, стремление? Вот в чем, оказывается, сложность… Оказывается, войну невозможно остановить даже после того, как она выполнит свою основную задачу. Она требует все новых и новых свершений, ставит новые и новые задачи, стремится все дальше вперед. Если не будут продолжаться сражения за сражением, то могут забурлить ее внутренние противоречия, которые она все эти годы подавляла в себе: зависть, жадность, стычки опять могут всплыть, закипеть. А это очень опасно. И для них самих, и для окружающего мира…
Так что, оказывается, война должна куда-то двигаться, стремиться вперед, как течение великой реки, не останавливаясь. Можно это прекратить своей волей, распустить войска, людей отпустить к семьям… Но не знаешь, чем это потом обернется… Тревожно, опасно…
Объединил многие могучие Илы в один великий Ил, взвалил на свои плечи все многосторонние заботы о нем… А теперь новый Ил подгоняет тебя самого, давит на тебя, торопит. Днем и ночью требует неусыпного внимания».
Снаружи вдруг одновременно сердито залаяли собаки. Значит, пришел человек чужой для них, не часто бывающий здесь.
Хан поразился про себя, как за последние годы резко постарел, сдал старик Аргас и, по своему обыкновению, почувствовал себя виноватым за это.
– Понимаю, что у тебя много забот… Потому сразу говорю про свое дело, – начал Аргас, словно торопясь, что его прервут.
– Ну?
– В последнее время развелось много тойонов надо мной. В результате слишком много стало всяких нелепых указаний сверху, противоречивых решений. Это, во-первых. А во-вторых, вы слишком увлеклись отбором в отдельные группы детей, сверкнувших на короткое время, определяя этим их способности и таланты. На самом же деле определение способностей ребенка – труд многолетний и сложный, требующий пристального наблюдения за его характером, поведением. И можно повредить ему, выдергивая его из привычной среды только потому, что он один раз кому-то показался талантливым. Ведь немало же случаев, что эти самые отборные дети огорчают, вырастая совершенно обыкновенными, недалекими людьми. Сами же вмешиваются, запутывают детей, потом обвиняют меня: «Старик постарел, сдал». Обидно, тяжело мне это слушать. Конечно, я старею, вряд ли дальше смогу развиваться, но не согласен с тем, что пытаются свалить на меня результат их вмешательства и принятых напрямую решений…
Аргас, выговорив все, о чем заранее намеревался сказать, замолчал. Хан молча выслушал все, помолчал, опустив глаза, потом спросил:
– Здесь мы одни. Так что ты без опаски скажи прямо, чье вмешательство особенно тебе не нравится?
– Ох… Не было еще в моей долгой жизни такого, чтоб я на кого-то пожаловался, кого-то наказали по моей жалобе… – Аргас, услышав неожиданное, почесал затылок.
– А Джэлмэ? Ведь именно он занимается вами непосредственно.
– Э, нет. Джэлмэ, наоборот, помогает решать все мои трудные задачи, человек он прекрасный, спасибо ему.
– Тогда кто?
– Ну, эти… Слишком много руководителей развелось в последнее время, – старик вытирал со лба пот. – Все сотни высокопоставленных тюсюмэлов, сурджутов как будто имеют ко мне отношение.
– Хорошо. В таком случае мы создадим новое особое руководство, которое будет заниматься только вопросами воспитания молодежи, передвижением их с должности на должность. Как это, по-твоему?
– Так ведь я об этом и пришел просить! – старик обрадовался, что хан точно понял то, что сам он не сумел объяснить. – Когда таким тонким, сложным делом, как воспитание молодежи, занимается одновременно слишком много людей, это не только бесполезно, но и вредно.
– Воспитание, отбор тойонов – высокая ответственность… – Хан зашагал по сурту. – Ты кого хотел бы видеть на этой высокой должности?
– Не знаю даже. Слишком неожиданно… Если б нашелся человек, имеющий к этому склонность и талант.
– Мы посоветуемся с Джэлмэ, – сказал хан и подумал: «Значит, у него нет своего человека, чьего назначения он бы добивался, пришел просто жаловаться на чрезмерное, порой невежественное вмешательство людей, считающих себя знатоками. Значит, действительно, достали. Не надеясь на то, что при личной встрече сумеет меня убедить… Почему? Видимо, он понял, что я избегаю встреч с ним, чувствую себя виноватым».
– Какие у тебя еще трудности, просьбы?
– Нет, какие у меня, старого, могут быть просьбы. По мелочам я не стал бы тебя беспокоить, – у Аргаса от радости будто посветлело лицо.
– А я ведь хотел спросить у тебя об одном… Про твоего Курбана я потом слышал много хорошего, все хвалят, говорят, был особым, ярким молодым человеком, выдающимся…
– А… Курбан… Такие, как Курбан, родятся очень редко, такого парня не смогли уберечь… – улыбка мгновенно слетела с лица старика, он погрустнел.
– А, может, сейчас есть такой же мальчик?