Моя задача заключалась в том, чтобы время от времени проводить лазерной указкой по потолку, изображая падающую звезду. Я старалась выдерживать паузы, чтобы зрители подольше оставались в напряжении, но с двадцатью пятью игроками не очень-то потянешь время. Хотя и небо, и звезды – все было понарошку, возбуждение, охватившее игроков, было совсем нешуточным. Все взгляды были прикованы к потолку в ожидании заветной лазерной точки. С разных сторон то и дело раздавалось «О!» и «Вон, вон – видели?». У каждого была наготове яркая и часто смешная история.
Когда очередь дошла до двадцатого игрока, раздался звук, как от ударов по пластику. Я увидела, что Смарт стучит ручкой по краю кровати, и встала, чтобы сказать об этом Николя. Участник, который уже приготовился было рассказать свой секрет, сел на место. Смарт потребовал зажечь свет. Он был вне себя. Хотя Смарт был при смерти, казалось, гнев способен поднять его с постели. Стало так тихо, что было слышно, как муха пролетит – да и она бы присела, чтобы лучше его слышать.
– Чертов балаган… Я же не комедию написал! Мне нужны секреты, настоящие – то, что вас гложет изнутри, терзает годами, мне нужен отрывок из моего фильма, как он мог бы быть снят!
Голос его был слаб, так что многие встали и подошли к нему, чтобы его расслышать. Он продолжал; казалось, его снедает жар:
– Сейчас я вам покажу, как надо. Давай, Фабьена, посвети лазером.
Я, несколько взволнованная, попросила Каролин снова выключить свет и, выждав немного, провела лазером по потолку, запуская звезду для Смарта.
– Моя очередь… – произнес он, увидев ее.
Я встала и осторожно по стенке приблизилась к его кровати, чтобы лучше слышать его рассказ. Один из величайших режиссеров нашего времени готовился нам исповедаться – и мне нельзя было упустить ни слова. Мне подумалось, что тетя, наверное, все бы отдала, чтобы это услышать. Смарт сделал глубокий вдох, отчего тут же закашлялся, затем, переведя дыхание, обвел нас взглядом и сказал:
– Ага, купились! Так я вам, дуракам, все и выложил – все же знают, что я чурбан бесчувственный! Что я вам всегда говорил?
И будто вправду по указке режиссера, почти все рассмеялись и хором воскликнули:
– Делайте так, как я говорю, а не так, как делаю!
Сценарий
Все следующие дни после встречи с группой состояние Смарта стремительно ухудшалось. Он больше не ел и много спал. Видя, что конец уже близок, я проводила возле него так много времени, как только могла, оставив Каролин хлопоты со студией, благо они оказались ей вполне по плечу.
Как ни упрашивал Николя, Смарт по-прежнему не желал принимать никого, кроме нас двоих, и на меня легла задача убеждать уже его друга, что и такой выбор требует уважения. Смарт полагал, что церемония прощания уже состоялась.
В Сент-Огюсте бушевала метель, и я принесла из коридора несколько бумажных фонариков, чтобы добавить в комнату немного цвета и света среди наступившей мглы. Свет от фонарика играл на стекле, за которым было маленькое фото немецкой овчарки. Я взяла рамочку со снимком в руки, желая поближе его рассмотреть.
– А что это за собака? Красивая…
Смарт приоткрыл один глаз, проверяя, здесь ли Николя. Очевидно, он хотел, чтобы тот ответил на вопрос вместо него.
– Его зовут Мустаки. Славная псина.
Я улыбнулась.
– В честь Жоржа Мустаки[9]
?– Да. Это у нас шутка такая. Вот уже двадцать пять лет в первых числах марта Смарт посылает мне песню «Les Eaux de mars»[10]
в исполнении Мустаки, чтобы меня от нее затошнило.– Она тебе не нравится?
– Я-то как раз ее обожаю. А вот он терпеть не может.
Я взглянула на Смарта. Он спал с приоткрытым ртом. Наверное, язык у него пересох. Мне вспомнилось, что с мамой происходило то же самое. В последние дни я стала класть ей на лицо примочки, чтобы ее губы и рот не сохли. Я неотрывно глядела на фото Мустаки, а мои мысли уже унеслись далеко. Николя подошел ко мне и бережно забрал рамку с фотографией из моих рук.
– Он был так раздавлен, когда пришлось отдать его в приют.
У меня сжалось сердце.
– Какой именно?
– Дальше по реке, такое голубое здание.
Я сразу поняла, о котором приюте речь.