По воле Петра Великого

Снова крик привета и радости пролетел по залу. А Гагарин, выждав тишину, продолжал:

   — Прямо говорю: открыта дверь моя для всякой прямой жалобы на обиду, от кого бы та обида ни шла, от низших ли, от самых ли высших здесь людей. Торговым людям свобода в их торговых делах, ежели только оставят они свой лукавый обычай пеню скрадывать, мыта утаивать... Таким по-старому нещадные казни грозят. Ясачному люду от нас защита и помога, ежели верно станут своё дело править. Служилым людям утеснений не будет, да и потачки не дам же! Вперёд ведайте. Вере нашей святой Христовой первый поборник и помощник обещаюсь пребывать. И прошу во всём том кому как по делу али по службе указано помогать мне и всякое содействие чинить. А я благодарен и памятлив буду как на злое, так и на доброе.

Новый рокот приветствия прокатился кругом.

   — Ещё сказать повинен нечто! — сильнее прежнего поднял голос Гагарин, как хороший актёр, приберегающий эффекты под конец. — Великие неправды творились доселе в сём краю и безнаказаны оставались злодеи. Но ныне тово не будет боле. По указу его царского величества послана будет от меня персона благонадёжная и полномочная все старые вины служилых людей сыскивать, новым — препону давать и обывателям на местах огласить, что отныне по закону страна управляться будет, а не произволом старших и меньших начальников, а для пользы службы его величеству перемены некоторые произойдут. О таковых приказы мною ныне же по надлежащим местам будут выданы. Теперь же ещё раз благодарю за добрую встречу и изъяснённые пожелания и сам желаю всем успеха в делах и милости от Господа на укрепление сил для верного служения его царскому величеству.

Выждав, когда смолкнет очередной «виват», неизбежный после таких слов, Гагарин продолжал громко и властно:

   — Тяжёлое время нынче для нашего любезного отечества приспело. Война со шведом в самом разгаре, а тут Господь другую наслал, с турками... Тяжкое испытание вынес наш державный государь и целое воинство с ним на берегах Прута-реки. Возами везли наше злато в лагерь нечестивых отоманов, царица сняла с себя все свои драгие вещи и положила, как жертву, на алтарь отечества. Не только не удалося освободить братские народы христианские из-под ига нечестивых агарян, но и свои, кровью завоёванные города и крепости, Азов и Таганрог довелося отдавать поганым либо разрушить своими же руками!.. Тяжело пришлося целой Земле... И мы здесь тоже не преминем участие взять в общей печали. Деньги и люди нужны для обороны царства, для защиты веры нашей. Оно, правда, лучше было бы войны не зачинать, к ней раней не изготовясь... Тогда и тягот лишних не возлагалось бы на людей!.. Да теперь уж о том поздно толковать. Голову снявши, не плакать же по волосам... И я без сомнения ожидаю, что и здешние обитатели, православные и иные, охотно лишнюю тяготу понесут, людей на войско выставят и денег дадут, сколько по развёрстке придётся.

   — Да уж!.. Вестимо... Землю боронить надо! — раздались далеко не уверенные и не слишком громкие голоса из среды торговых и ремесленных людей, казаков и горожан, потому что на них теперь глядел Гагарин, к ним больше всего обращал свой вопрос, звучащий приказанием.

   — Вот и ладно! — приветливо кивая головой, закончил свою «программную речь» новый губернатор-наместник. — Иного я и слышать не ожидал от верных слуг и подданных его царского величества. Оно и то сказать: тяжеленько придётся... Я и сам вижу... Немало уж из Сибири в царскую казну российскую всякого добра увезено, и людей много же ушло... Сколько убито алибо в полону... И сам бы я не рад ещё с вас, люди добрые, лишку теребить... Да не моя воля, царская! Ей покорствовать надо! Теперь я всё сказал. Кланяюсь всем и доброй службы жду его царскому величеству.

Снова поклонился на все стороны и вышел, окружённый свитой.

С говором разошлись и остальные присутствующие. По всему городу сейчас же, а там и по всей Сибири толки двоякие полетели. Очаровать сумел Гагарин всех бывших на приёме.

   — Уж такой-то простой да ласковый... И обычаем на других воевод непохожий... Крестится истово, говорит понятно... К попам, слышь, да к церкви больно прилежен.

Так в один голос решили люди, слышавшие князя. И эта молва покатилась по городам, всё шире и шире росла, создавая в народных рядах расположение к новому господину края. А про содержание его речей совсем иначе толковали люди.

   — Новые тяготы нам из Расеи, от царя насланы... Набор солдатский сызнова... и денежки теребить станут... Там москвичи с турками да со шведами дерутся, а у нас затылки трещат! Ловко...

Так толковали торговые люди, посадские, казаки и вообще городской и тяглый люд. А приказные и служилый народ уж и не говорили ничего. Мрачные все ходят, только перешёптываются между собою. Плохие новости им объявил в своей речи Гагарин. Ревизия большая и строгая, смена на местах, а то и отставки... Придётся не только покидать насиженные, тёплые местечки, но и давать отчёт во всём содеянном дурно или несодеянном, вопреки закону и регламенту служебному...