По воле Петра Великого

Камердинер, видя, что он лишний, стушевался, только Митька-казачок, шустрый мальчишка лет четырнадцати, красивый и наглый на вид, прошёл тоже в спальню и стал у дверей, ожидая приказаний. Гагарин не стеснялся перед этим балованным и испорченным мальчишкой, как не стеснялся своей любимой борзой Дианки, которой позволял спать в углу опочивальни на особом мягком коврике...

Быстро и ловко помогла Анельця своему господину снять халат, мягкие сапоги, надеть ночную рубаху, уложила, укрыла его и осторожно, но умело погладила ему вытянутые ноги, приговаривая:

   — Бедны наши ножки... Они же устали... Пусть спочинут!..

Гагарин даже прищурил от удовольствия и неги свои загоревшиеся, масляные глаза и потянулся на мягкой постели. А экономка уже успела взять с дальнего стола хрустальный кувшин с квасом и бокал, поставила всё на столике у самой постели, подвинула свечи так, чтобы свет не падал на лицо князю, и стояла, глядя ему в глаза, словно ожидая последнего, призывного знака...

Медленно поднял Гагарин свои полные желания глаза на лицо Анельци и уж готов был сделать этот знак... но вдруг до обмана ясно у него в глазах зареяло другое женское лицо, бледно-матовое, с тёмными, жгучими глазами... и грубым, неприятным показалось это крупное пылающее лицо Анельци, так не сходное с личиком красавицы поповны. Исчезло у князя всякое желание приласкать эту женщину, смотрящую на него своими выпуклыми светлыми глазами, в которых столько собачьей преданности и рабской покорности.

   — Устал я нынче с чего-то... — притворно зевая, кинул он экономке. — Иди себе почивать с Богом. И я авось засну...

Ещё сильнее вспыхнуло лицо Анельци от неожиданности и обиды.

«Позволил уложить себя и вдруг — отсылает... Никогда ещё так не бывало!.. Неужели совсем надоела раба своему господину и он собирается прогнать её, подыскать себе другую?..»

Эти мысли быстро пронеслись в уме Анельци, но она ни звуком, ни единым движением не посмела обнаружить своей тревоги и, низко поклонившись, сказала только:

   — Спочивайте, ваша мосць!.. Добраноць!..

Ещё раз поклонилась, с Почтительной мгновенной лаской коснулась губами одеяла, окутавшего ноги господина, и быстро вышла с негромким вздохом, который словно против воли вырвался из взволнованной груди.

Гагарин, полусидя в постели, налил себе квасу, выпил, лёг и приказал казачку:

   — Потуши свечи и ступай...

Митька исполнил приказание и уже направился было в соседнюю комнату, где спал всегда полуодетый, готовый явиться по первому зову, как вдруг его снова окликнул князь:

   — Постой... Зажги свечи... Не спится...

Пока мальчик зажигал свечи, Гагарин вызвал в памяти образ своей лектрисы. Эта всё-таки больше напоминает лицом девушку, которая сразу овладела усталым, но вечно жадным воображением князя... И, томимый своими неясными, но тревожащими желаниями, он обратился к Митьке:

   — Мамзель позови... Пусть почитает что-нибудь... Не спится мне нынче...

Быстро кинулся мальчишка за лектрисой с хитрой, порочной усмешкой на лице. Он хорошо знал, что значит данное ему распоряжение...

А когда француженка, в ночном пеньюаре, с какой-то книжкой в руке прошла по слабо освещённому коридору и скрылась за дверьми спальни князя, Анельця, сторожившая тут всё время, вышла из-за шкапа, где она стояла, дрожа от волнения и злости, молча погрозила вслед лектрисе и бесшумно двинулась к своей комнатке, расположенной недалеко от двух комнаток, отведённых для второй, более счастливой, фаворитки.

* * *