По волнам жизни. Том 2

На этот раз мы ехали в предоставленном в пользование обсерватории особом вагоне второго класса; о получении его рассказано на стр. 250. Отправились в вагоне мы вдвоем с М. Н. Канищевым. Третьим в вагоне был наш проводник.

Однако очень трудно было добиться прицепки нашего вагона к какому-либо поезду. Присоединить к пассажирским поездам не соглашались. Под конец его прицепили к товаро-пассажирскому поезду. Нам обещали, что поезд дойдет до Петрограда в течение одних суток, — вышло же иначе.

Попасть, однако, в свой вагон оказалось делом вовсе не легким: громадная толпа желающих ехать осаждала вокзал, и пробиться сквозь нее на вокзал представлялось почти невозможным. Помог наш вагонный проводник как свой человек: он провел нас, пользуясь знакомствами, через какие-то калиточки, и мы, наконец, попали в вагон.

Теперь, из окна вагона, мы с комфортом могли наблюдать, что происходит с не имеющей протекции публикой. Милиция — порядок на железных дорогах, особенно в столице, уже был — не пускала толпу, пока вагон не был подан. Тогда, сквозь калитку, милиционеры пропускали счетом человек по шестьдесят. Пропущенные выстраивались попарно, точно институтки. По команде пары пускались к очередному вагону. Но тотчас же порядок нарушался, и выстроенные, кто как мог, бегом неслись в свою теплушку. После этого милиционеры выстраивали по парам следующую партию, и т. д., пока не заполнился весь поезд.

С движением поезда нас обманули. Было так: проедем мы один перегон и стоим час-два, а то и несколько часов. Снова едем — и то же. Бывало, что остановимся между станциями… Тогда пассажиры, едущие в теплушках без каких бы то ни было помещений для удобств, выскакивают, точно горох сыпется, по обе стороны пути — отправлять естественные надобности. О стеснении публичностью — не думали…

Добрались, наконец, до задов Николаевского вокзала — только на четвертые сутки. Ни мы, ни другие пассажиры не ожидали столь долгого пути; взятых на дорогу продуктов не хватило, а доставать продовольствие в пути было чрезвычайно трудно.

В столице

У нашей обсерватории был в Петрограде свой постоянный представитель, военный инженер, друг Канищева, который и выпросил у меня это назначение. Мы ему выплачивали, за исполнение наших весьма редких поручений, ежемесячное жалованье, а сверх того снабдили его охранной грамотой на квартиру, как на помещение нашего представительства, чтобы избавить ее от частых тогда реквизиций. В помещении своего представительства мы и собрались остановиться.

Вышло, однако, обычное по тому времени надувательство. Когда мы приехали к квартире с вывеской: «Представительство Главной астрофизической обсерватории», то нашли большую квартиру, сплошь заселенную евреями, без какого-либо угла, собственно, для представительства. Нас встретили владельцы квартиры с большим удивлением, как незваных гостей, и не высказали никакого намерения дать нам приют или вообще считаться с нами. Пришлось вызывать нашего представителя, который, как оказалось, и жил даже не здесь, а в Лесном.

Ясно было, что он вошел в сделку с владельцем квартиры, богатым евреем, бывшим фабрикантом. Нашей охранной грамотой еврей был избавлен от реквизиции и жил довольно-таки широко, а какую компенсацию получал за эту грамоту наш почтенный инженер, — осталось, конечно, скрытым.

Тем не менее произошел скандал, который я не выразил желания покрывать. Струсившие затейщики устроили тогда нам в качестве помещения: мне — большую залу, заставленную, точно в антикварном магазине, всяким добром, а Канищеву — смежную гостиную, и дали в наше пользование необходимую посуду. Все же бесцеремонность густо населявших дом евреев была такова, что, когда я неожиданно вернулся домой, то застал мирно спавшего на моей постели какого-то неизвестного нам молодого еврея.

Сконфуженный горе-представитель, которого Канищев, вероятно, предупредил о моем крутом нраве, из кожи лез, чтобы загладить свой промах. Между прочим, пользуясь своими связями с начальством военной команды автомобилей, он выхлопотал на каждый день в мое распоряжение автомобиль, который действительно был мне полезен, особенно при перевозке собираемых в разных местах книг для библиотек, как нашей, так и Туркестанского университета. Я слышал, как возивший меня солдат-шофер хвалился другим, что он «возит профессора», хвалился тем искреннее, что профессор ему давал каждый раз на чай, что «товарищи» едва ли делали.

Это было время в Петрограде после недавно пережитого самого худшего состояния столицы и вынужденного начала некоторого оживления. Частная торговля была погублена. Сенной рынок был нелепо разрушен, а некоторые части его здания стояли в развалинах. Но такова уж любовь к месту: в примыкавших к рынку переулках все же собирались торговцы и потихоньку торговали крупами, мукой, свечами, спичками и т. п. Они быстро разбегались при виде милиционера.