В другом месте (стр. 175) я уже рассказывал, как нас в военных частях безжалостно грабили и давали кости, вместо мяса. Но и это было благодеянием для семейств наших. Позже, впрочем, в это дело было внесено больше порядка.
О деталях, собственно, по поводу лекций мне пришлось договариваться с одним из деятелей просветительного отдела Н. М. Дружининым. Он рассказал мне о себе, что окончил курс по историко-филологическому факультету Московского университета и даже был оставлен стипендиатом по кафедре истории. К нашему делу он проявил большое внимание и охоту помочь.
Мы уговорились, что Дружинин будет непосредственно сговариваться с каждым из профессоров относительно темы и времени лекции и о казармах, где будет читаться. Из каждых казарм за лектором заблаговременно будет высылаться лошадь, и его будут также доставлять обратно после лекции. Денежная же расплата будет производиться один раз в месяц.
На этом моя организационная задача кончалась. Остальное все вел Дружинин путем непосредственной переписки с профессорами, а меня вызывали только в случаях возникновения каких-либо новых принципиальных обстоятельств в качестве представителя группы. В течение полуторагодовой лекционной работы профессора были очень довольны Дружининым и хвалили его. Между прочим, ни один из профессоров, которым моя инициатива так помогла в тяжелую минуту жизни, не высказал мне ни слова благодарности.
Бывая по временам в просветительном отделе комиссариата, я просматривал список всех лекторов его, которых числилось около ста. По преимуществу это были лектора-агитаторы; между ними я встретил и знакомого мне по ржевским делам Канторова. Против фамилии каждого лектора стояло указание на его партийность. Мы все числились беспартийными, и таким же значился в списках и сам Дружинин.
В конце лета 1921 года в Румянцевской библиотеке, где я работал в ту пору, произошла кража. Старший библиотекарь проф. Ю. В. Готье вызвал для расследования представителя ГПУ. Мы стояли в садике библиотеки — несколько человек, вместе с Готье, — когда в решетчатых воротах показалась новая фигура.
— А, вот и председатель Чека! — сказал Готье. Он пошел навстречу и увел чекиста в свой кабинет.
Чекистом оказался… Н. М. Дружинин[113]
, наш «беспартийный» благожелатель.Начались наши лекции. Читать приходилось и в крупных казармах, и в небольших воинских частях, и в военных лазаретах. Аудитории в общем оказались благодарные, солдаты слушали и, видимо, не без интереса. Не все лекции удавались одинаково хорошо; не имели успеха такие, если надо было идти из казарм в университетские помещения. Поэтому лекции Реформатского, Новикова, Карчагина и некоторых других фактически прекратились почти тотчас же, что не мешало этим профессорам получать свой красноармейский паек до конца, пока его выдавали. Пожалуй, наибольшим успехом пользовались лекции Димо по агрономии. Он затрагивал вопросы, непосредственно говорившие уму и сердцу каждого красноармейца-крестьянина, и его лекции хорошо посещались.
Не мог бы я пожаловаться и на успех моих лекций по астрономии. В редких случаях, когда в небольшой воинской части собиралось мало слушателей, я заменял лекцию научной беседой, и это нравилось солдатам: они задавали вопрос за вопросом. Впрочем, вопросы, задаваемые лектору, были обязательным завершением каждой лекции. Одним из самых любимых вопросов, который задавался мне почти после каждой лекции, был:
— Откуда произошел человек?
Иногда бравший слово красноармеец, вместо вопроса, делился впечатлением о чем-либо им виданном и поразившем его; приходилось давать разъяснение.
Случалось, что кто-либо из красноармейцев-интеллигентов хотел произвести впечатление на аудиторию заковыристым вопросом, которым он думал поставить в затруднение профессора. Парировать такие шалости труда не составляло.
Зимой за нами приезжали сани, в теплое время — тележка; один только раз за мной прислали двуколку, ехать на которой было довольно трудно. Солдат-кучер по дороге любил беседовать с «товарищем лектором» и задавать вопросы — часто на политические темы. Быть может, они это делали и в простоте, ища разрешения своих недоумений. Но могла быть и провокация, почему я тщательно от бесед на такие темы воздерживался. И без того за нами на лекциях зорко следили: я знал, что на лекции из военного комиссариата присылаются специальные наблюдатели, сидящие в красноармейской форме, и не один раз я убеждался в том, что Дружинин — и, конечно, не он один — знают о задававшихся мне вопросах и о том, что я отвечал.
Часто бывало, что пред началом лекции нас угощали чаем с хлебом. Первое время это меня радовало. Нужда в семье была так велика, что я поджидал, пока останусь один. Тотчас сахар и хлеб исчезали в моих карманах и попадали домой. У красноармейцев и того и другого было изобилие. В редких случаях, в особенно благоустроенных казармах, предлагали и какое-либо блюдо из клуба. Оно бывало очень недурно. Чаем же в больших казармах поили всегда.