По всему свету

— Представляю себе, — вкрадчиво начал Ларри. — Ты в белой кисее, мы с Лесли в цилиндрах выдаем тебя замуж, Марго твоя подружка, Джерри несет шлейф невесты. Это будет чрезвычайно эффектное зрелище. Церковь, по моему разумению, заполнят заезжие куртизанки, и все они только и ждут минуты, чтобы помешать свершению брачного таинства.

Мама пробуравила его взглядом.

— Когда наступает действительно критический момент, — сердито сказала она, — от вас, детей, проку как от козла молока.

— А по-моему, ты будешь прелестно выглядеть в белом, — хихикнула Марго.

— Где же вы решили провести медовый месяц? — спросил Ларри. — Говорят, на Капри чудо как хорошо в это время года.

Но мама не слушала. Она повернулась к Спиро, вся с головы до пят воплощение решимости.

— Спиро, вы должны сказать капитану, что я ответила отрицательно и что я решительно настаиваю, чтобы его ноги больше не было в нашем доме.

— О, полноте, мама, — запротестовал Ларри. — Мы, дети, хотим, чтобы у нас был отец.

— А вы все, — в ярости напустилась на нас мама, — только попробуйте рассказать кому-нибудь про это! Я не потерплю, чтобы мое имя упоминалось в связи с этим отвратительным… отвратительным негодяем.

С тех пор мы больше не видели капитана Крича. Но то, что мы называли маминым великим любовным приключением, положило благоприятное начало году.

Глава десятая Говорящая голова

Лето разинуло свою пасть над островом, словно дверца огромной печи. Прохлады не было даже в тени оливковых рощ, и непрерывный, пронзительный стрекот цикад, казалось, нарастал и становился все настойчивей с каждым горячим синим полуднем. Вода в прудах и канавах убывала, и грязь по краям принимала вид зубчатой пилы, трескалась и завивалась на солнце. Море лежало совершенно бездыханное и неподвижное, похожее на огромное шелковое полотно, а вода на отмелях была слишком теплая и не освежала. Приходилось выгребать на лодке на глубокую воду — ты и твое отражение единственное шевеление на море — и нырять через борт. Это выглядело так, будто ныряешь в небо.

Наступила самая пора для охоты на бабочек и мотыльков. Днем на склонах холмов, где пульсирующее солнце, казалось, высосало до последней капли всю влагу, можно было поймать больших ленивых бабочек-парусников, изящно и хаотично перепархивающих с куста на куст; перламутровок, пышащих жаром горячо и сердито, совсем как раскаленные уголья, и перелетающих быстро и расторопно с цветка на цветок; капустниц; шафрановых желтушек и лимонно-желтых или оранжевых крушинниц, беспорядочно летающих взад-вперед на неопрятного вида крыльях. Толстоголовки, подобно бурым пушистым самолетам, легко и плавно, с мурлыкающим звуком летали в разнотравье, а на мерцающих плитах селенита сидели, складывая и раскрывая крылья, как будто умирая от жары, адмиралы, пламенеющие, словно драгоценные камни Вулворта. По ночам лампы облепляли полчища мотыльков, и розовые гекконы на потолке, большеглазые и плоскостопные, наедались до отвала, так что едва могли двигаться. Неизвестно откуда в комнату с жужжанием влетали зеленовато-серебристые олеандровые бражники, в неистовстве любви они устремлялись к лампе и ударялись о нее с такой силой, что стекло разбивалось вдребезги. Бражники «мертвая голова», в имбирных и черных крапинах, с мрачным черепом и скрещенными костями, словно вышитыми на их мохнатых плюшевых грудках, набивались через трубу в камин и лежали на решетке, трепыхаясь и извиваясь, пища словно мыши.

На склонах холмов, где широкими грядами рос вереск, теплый и до хруста обожженный солнцем, охотились черепахи, ящерицы и змеи, а богомолы висели в зеленой листве мирта, медленно и зловеще раскачиваясь из стороны в сторону. Вторая половина дня была наилучшим временем для знакомства с животным миром холмов, но она же была и наиболее жаркая. Солнце барабанило тебе по черепу, а спекшаяся земля жгла ноги сквозь подошву сандалий, словно раскаленная сковорода. Вьюн и Пачкун боялись солнца и никогда не составляли мне компанию во второй половине дня, зато Роджер, как неустанный естествоиспытатель, всегда сопровождал меня, тяжело дыша и большими глотками заглатывая свисающую с языка слюну.