Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

В такой войне не столько войску, сколько России нужен был и главнокомандующий особенный: не сдержанный, хладнокровный викинг, блестящий стратег, человек редкого личного мужества, каким был Барклай-де-Толли. Нужен был этакий народный герой, простой, доступный, понятный, в общем – свой. Назначив Кутузова, хотя и против своей воли, хотя и вынужденно, Александр проявил несомненную мудрость. Говорили, узнав об этом назначении, Наполеон воскликнул: «О, Старый лис Севера!» Кутузову об этих словах доложили. Он усмехнулся лукаво: «Постараюсь доказать великому полководцу, что он прав».

Существует множество рассказов, с каким восторгом и надеждой встретила страна назначение Кутузова. Фёдор Николаевич Глинка, не доверять которому нет никаких оснований, писал: «Самовидцы рассказывали мне, что матери издалека бежали с грудными младенцами, становились на колени, и между тем как старцы кланялись седыми головами в землю, они с безотчётным воплем подымали младенцев своих вверх, как-будто поручая их защите верховного воеводы! С такою огромною в него верою, окружённый славою прежних походов, прибыл Кутузов к армии».

Армия в большинстве своём тоже ликовала. Даже Карл Клаузевиц, которого никак нельзя причислить к поклонникам Кутузова, отдавал ему должное: «Он знал русских и умел с ними обращаться. С неслыханной смелостью смотрел он на себя как на победителя, возвещая повсюду близкую гибель неприятельской армии… Это легкомыслие и базарные выкрики хитрого старика были полезнее для дела, чем честность Барклая».

Кутузов быстро становился кумиром, средоточием всеобщей надежды. Жозеф де Местр, не скрывая иронии, но вместе с тем совершенно справедливо заметил, что публика, затаив дыхание, ждёт «повелений Провидения, как они будут переданы князем Михаилом Ларионовичем Кутузовым».

А ему, прежде чем «транслировать» волю Провидения, нужно было хотя бы осмотреться. И уже в первые дни по прибытии к войскам он начинает сомневаться в возможности удержать Москву. Сомнениями ни с кем не делится (он вообще на редкость скрытен), мы знаем о них из его письма дочери, Анне Михайловне Хитрово: «Я твёрдо верю, что помощию Бога, который никогда меня не оставлял, исправлю дела к чести России. Но я должен сказать откровенно, что ваше пребывание возле Тарусы мне совсем не нравится. Вы легко можете подвергнуться опасности, ибо что может сделать женщина одна, да ещё с детьми; поэтому я хочу, чтобы вы уехали подальше от театра войны. Уезжай же, мой друг! Но я требую, чтобы всё, сказанное мною, было сохранено в глубочайшей тайне, ибо если это получит огласку, вы мне сильно навредите».

К каким порой трагическим, порой победным результатам приводила скрытность командующего, я ещё расскажу. А вот чем она была вызвана? Не только особенностями характера. Больше – недоверием к ближайшим своим подчинённым. Об этом не принято говорить, потому что это якобы порочит выдающихся наших военачальников. Но даже если и так, правду знать полезнее, чем обольщаться красивыми сказками.

Так вот, те, которые должны бы были стать ближайшими сподвижниками Кутузова, вовсе не разделяли восторгов большей части войск по поводу его назначения. Ладить с ним и правда было непросто. Он был двуличен до лживости (Александр, сполна наделённый этим же качеством, ещё и поэтому недолюбливал Кутузова): внешне покладист и любезен, внутренне – упрям непреклонно, временами груб; скрытен, но разговорчив, даже болтлив. В общем, как характеризовала его мадам де Сталь, «вельможа в Петербурге, татарин в армии». Но главная причина неприязни подчинённых ему генералов была в другом. Багратион, Барклай, Беннигсен, Дохтуров, Милорадович – полные генералы, как и Кутузов. К Беннигсену по давним и прочным семейным и служебным связям примыкает ещё и Ермолов, военачальник влиятельный и на редкость популярный, называвший главнокомандующего «неодолимым ратоборцем» на поприще интриг. Почти все генералы считали, что ничуть не хуже Кутузова справились бы с командованием армией, и подчинялись ему крайне неохотно. Барклая можно понять. Багратион вообще авторитетов не признавал и подчинялся кому бы то ни было крайне неохотно. А уж подчиняться Кутузову! Ещё до начала войны он язвительно заметил: «Его Высокопревосходительство имеет особенный талант драться неудачно…» Беннигсен, которого Кутузов в пику Барклаю назначил начальником штаба, вмешивался во все распоряжения командующего, публично ему прекословил, постоянно поучал. В общем, окружение было враждебным и к откровенности не располагало.