Ещё до окончательного решения о месте и дате сражения Ермолов писал Багратиону: «Надобно противостоять до последней минуты существования каждого из нас… Боюсь, что опасность, грозя древнейшей столице, заставит прибегнуть нас к миру, но сии меры слабых и робких. Всё надобно принести в жертву и радостно, когда под развалинами можно погребсти врагов, ищущих гибели Отечества нашего. Благослови Бог. Умереть россиянин должен со славою». Князь Пётр Иванович со славою и умер…
Оба полководца считали, что предстоящая битва решит важнейшие стратегические задачи: Кутузов рассчитывал активной обороной нанести французам возможно большие потери, изменив тем самым в свою пользу соотношение сил, и сохранить свои войска для будущих сражений и окончательного уничтожения врага. Наполеон надеялся, действуя привычным образом, разбить русских в одном (именно в этом, Бородинском) генеральном сражении и беспрепятственно двинуться на Москву. Обоим удалось выполнить поставленные задачи лишь отчасти…
Предпринятое русским главнокомандующим накануне сражения свидетельствует о том, как прав был Клаузевиц, утверждая, что Кутузов «знал русских и умел с ними обращаться…» А Михаил Илларионович сделал вот что: он приказал пронести по рядам войск икону Богоматери, спасённую в горящем Смоленске. Трудно вообразить что-нибудь другое, способное так тронуть сердца русских солдат, так поднять боевой дух. Фёдор Николаевич Глинка вспоминал: «Сама собою, по велению сердца стотысячная армия падала на колени и припадала челом к земле, которую готова была упоить до сытости своею кровью…» И упоит. До начала боя оставалось меньше суток…
О Бородинском сражении я рассказывать не буду. Совсем. Буквально о каждой его минуте и так написано много, притом людьми, несравненно более осведомлёнными в военном деле, чем автор этой книги. Скажу только о том великом душевном подъёме, с каким шли умирать за Отечество русские люди. «С запёкшейся кровью на устах, с почерневшими от пороха лицами, позабыв счёт времени и все внешние отношения, они не знали, где находятся; знали только одно, что им надобно стоять и драться – и дрались беспрерывно, дрались отчаянно! Где было две тысячи, осталось две-три сотни! И те сиротами прижимались к своему знамени и искалеченными телами защищали полковую святыню!» – свидетельствует участник сражения Фёдор Глинка.
«26 августа незабвенное дело Бородинское. Считая оное последним в своей жизни, всякий дрался, чтобы увековечить своё имя», – вспоминал кавалерийский генерал Киприан Антонович Крейц. Он участвовал во всех сражениях с Наполеоном, до и после Бородинского. При Бородине был ранен в четырнадцатый (!) раз.