Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

Но австрийцы не смирились с потерей столицы. Предпринятая ими попытка разгромить Наполеона в битве при Эсслинге многими была воспринята как первое военное поражение Бонапарта. Хотя для другого военачальника это было бы победой: два дня французы на равных сражались с вдвое превосходящими силами австрийцев и вышли из битвы в состоянии боевой готовности. Но при Эсслинге Наполеон потерял самого близкого из друзей – Жана Ланна. О его гибели я рассказывала. Уже через месяц австрийцам придётся дорого заплатить за эту смерть…

В битве при Ваграме император французов наголову разбил австрийскую армию и превратил ещё недавно могущественную державу в своего покорного вассала. Эта битва принесла ему славу сравнимую только со славой победителя при Аустерлице. Но именно после Ваграма он, кажется, утратил способность адекватно оценивать свои и чужие силы и мечта о мировом господстве превратилась в его сознании в реальную, вполне достижимую цель…

«Через пять лет я буду владыкою мира», – говорил он в 1811 году. «Император сошел с ума, окончательно сошел с ума!» – ужасался морской министр вице-адмирал Дени Декрэ, один из самых преданных Наполеону людей. И был недалёк от истины. Никогда никто из великих завоевателей, ни ассириец Саргон, ни македонец Александр, ни римлянин Цезарь, не оповещали мир о конкретных и таких коротких сроках установления своего мирового господства.

Стоит ли удивляться? Да, он был гений. Но – и человек. Потому и не смог не поддаться пьянящему восторгу побед, не смог устоять против как искреннего восхищения, так и лицемерной лести окружающих. Разумеется, отделять лесть от правды он умел. Но слишком лучезарной, слишком ослепительной была правда. Он, Наполеон Бонапарт – самодержавный император громадной Французской империи, включающей в себя почти всю Европу. Казалось бы, пришло время остановиться. Но как раз этого-то он не то что не хотел – не мог…

Его маршалы, его генералы, его приближённые знали: тот, кому они обязаны всем, продолжает работать как одержимый – обдумывает план новых кампаний, которые должны принести ему новую славу. А им? Они честно служили ему, проливая кровь. Им посчастливилось, они – живы, они не разделили (пока) судьбу Ланна, Дезе, Бессьера, Клебера.

Теперь им хотелось пожить для себя, хотелось воспользоваться плодами своих (его!) побед. Но – знали – он не даст. По его повелению (прихоти! капризу!) им придётся бросить блистательный, праздничный Париж и снова идти под пули… Многие, слишком многие сподвижники Наполеона считали, что уже после Аустерлица пора было остановиться: могущество Франции казалось им гарантией её (и их) благополучия.

Разделяла это мнение и императрица Жозефина. Только мотив у неё был другой, женский: каждый раз, когда он отравлялся на войну, её терзали страхи. А он страха не знал, говорил: «Привыкнув с семнадцати лет к пулям на полях сражений и зная всю бесполезность предохранения себя от них, я предоставил себя во власть своей судьбы». Её это не успокаивало, она не была уверена, что судьба всегда будет к нему благосклонна…

Жозефина. Жена. Императрица

О начале отношений Наполеона с Жозефиной, женщиной, которая была способна дарить ему как беспредельное счастье, так и невыносимые страдания, которую он любил самозабвенно и страстно, я уже рассказывала. Но то было начало. А отношения продолжались до конца её дней, до 1814 года, и, конечно же, менялись, как вообще в большинстве случаев меняются отношения между людьми, живущими вместе не один год. Начиналось с его всепоглощающей страсти, которую она хоть и благосклонно, но достаточно равнодушно принимала. Постепенно всё приходило в равновесие: он любил не так яростно, не так страстно, её равнодушие сменилось любовью, которая год от года становилась сильнее. Они уже не могли друг без друга.

Их отношения рухнули по её вине. Если бы не её измены, которые так больно ранили, он, вполне вероятно, никогда не увлёкся бы другой (другими!). Но он знал о её неверности, и мысль об этом (хотя и простил) постоянно терзала душу. Так что его первые измены, возможно, были всего лишь попыткой уравновесить вину. Так ведь случается во многих семьях… Во всяком случае, о разрыве с Жозефиной ради другой женщины он даже не помышлял. А потом возникла проблема наследника. И здесь уже была не вина её, а беда. Но обо всём по порядку.

Я уже писала, что их «медовый месяц» длился всего два дня: ему пришлось срочно отправиться в Итальянскую армию. А там, в самой естественной для него обстановке – на войне – он будет мечтать о Жозефине и рваться душой к ней. Так будет продолжаться всю их общую жизнь. Только страсть в его письмах постепенно будет сменяться нежностью…

Не могу удержаться от искушения процитировать хотя бы несколько его писем. Во-первых, прочитав их, куда лучше понимаешь, каким человеком он был, даже если до этого перечитал сотни книг, о нём написанных. Во-вторых, с горечью сознаёшь: раз ушло время таких писем, может быть, ушло и время настоящей любви?