Победный «Факел Гаргалота»

Он тоже снял платок с лица, такими я представлял викингов, прыгавших с длинных стругов на плоский берег нормандский — в пределы старинных княжеств пожары вносить и смерть, ислам уже стал мировой религией, вытесняя христианство даже в северных странах.

Я ощутил холодок по всему телу. Дело уже не в том, что системы видеонаблюдения отключены, но заложники все равно увидят их лица.

А это означает только одно: заложники все равно обречены на смерть, выполнит правительство все до единого требования террористов или не выполнит. Никто не выживет даже из команды яхты, охраны хозяина и гостей, обслуживающего персонала и даже приглашенных девочек и музыкантов.

Но мне на остальных, конечно, начхать, как и на всех заложников, но приговорен к уничтожению и я, такой вот красивый и умный, главная ценность мира… а еще, кстати, Леонтия, из-за которой такая вот ценность оказалась на этом роскошном корыте в миллиард долларов.

— Красивые лица, — сказал я с восторгом. — Настоящие мужчины!.. Не то что прилизанные красавчики Европы, которых не отличишь от женщин…

Ибрагим хмыкнул.

— А зачем их отличать?

Остальные весело загоготали. Ибрагим сказал мне величественно, как Ролло во Франции:

— Принеси этим ребятам еды!.. Они с дежурства, им кушать нужно хорошо и много.

Орлиноглазый поинтересовался:

— Тут такие проглоты, пусть возьмет кого-то из своих?

Ибрагим не успел ответить, я бурно запротестовал:

— Не нужно, я все донесу! Я сильный. А второй вдруг да чем-то прогневает вас, застрелите, а заодно и меня… А я так не люблю быть застреливаемым!

Орлиноглазый пожал плечами, Ибрагим сказал весело:

— Видишь, простой дурак, а мыслит верно. Лучше перетрудиться самому, зато остаться целым, ха-ха. А то и невредимым, что куда труднее. Верно, гяур?

— Верно-верно, — торопливо подтвердил я. — Я сейчас все принесу!

Орлиноглазый спросил вдогонку:

— А что нести, знаешь?

— Рамадан кончился две недели назад, — ответил я. — Я знаю. Об этом теперь вся Европа знает. Мне лишь бы заложникам ничего не носить, пусть они, сволочи, с голода подохнут!

Они захохотали, Ибрагим сказал весело:

— В лифт тебя не пустят, а на двенадцатую палубу до утра будешь таскать еду…

Глава 7

Они захохотали снова, а я пронесся по палубе в сторону кухни. Чтобы заглушить связь, нужно знать о ней больше, чем я знаю, и, передвигаясь по исполинскому авианосцу, идиотски именуемому яхтой, присматривался, что где да как, где успевал, там устраивал короткие замыкания, это умею легко, всего-то создать пулю в нужном месте…

Дверь, мимо которой пробежал, украшена жуткими символами скалящегося черепа, зловеще-красной молнии и чего-то вроде тороида желтого цвета, тоже запрещающего, предупреждающего или даже отпугивающего.

Не доходя до кухни, я сбежал по лесенке вниз, там длинный коридор с металлическими стенами, даже не облицован деревом, что значит — только служебные помещения, сюда приходит только персонал в раздевалки и в душ, не считая всякого рода рабочих комнат, но сейчас наверняка и команду заперли где-нибудь в надежном месте и поставили часовых.

А надежное, даже не знаю, это либо в самом низу, либо в самом верху. Там и охранять легче, и при взрыве яхты погибнут быстрее, никого спасти не успеть…

Хотя Ибрагим ясно сказал, что заложники на двенадцатой палубе, это самый верх, их бы можно спасти высадкой десанта с вертолетов, однако радарная система засечет приближение издали, а ракетные установки достанут и разнесут вдрызг даже высотные истребители.

У лифта никого, хотя вообще-то их тут должно быть несколько по всей длине яхты, все для удобств, глупо ставить охрану у всех лифтов, когда весь корабль уже захвачен.

Я торопливо нажал кнопку, долго ждал, что это за скоростные, ползут целых шесть секунд, с ума можно сойти от долгого и тягостного ожидания…

Дверки бесшумно распахнулись, открывая кабинку с зеркалами на трех стенах и роскошным диваном. Стараясь двигаться побесшумнее, я поспешно юркнул вовнутрь, руки дрожат так, что не сразу попал в цифру двенадцать на светящемся табло.

Теперь только бы ничего не случилось по дороге, не люблю приключения и связанные с ними неприятности…

Кабинка подняла на двенадцатый и остановилась. Дверки бесшумно распахнулись, я прислушался, услышал приближающиеся голоса слева, выскочил, как заяц, и, перебежав на правую сторону, присел там за стойкой ресепшена.

Слева прошли, громко топая, двое боевиков с закрытыми платками лицами, я услышал брюзжащий голос:

— …А почему «Копыта Бурака»? Название какое-то дурацкое. Могли бы что-то и покрасивше…

Второй ответил серьезно:

— Ничуть. Коня, на котором Аллах поднял Мухаммада к себе на небеса, звали Бураком.

— А-а-а, — протянул первый, — все равно имя какое-то противное.

— Коня ценят по его скорости, — сказал объясняющий, судя по голосу, человек постарше и повесомее, — а Бурак несся так, что, когда вернул Мухаммада на землю, там в шатре еще продолжала выливаться из горлышка опрокинутой бутылки вода…

— Ух ты, — сказал первый голос пристыженно. — Буду знать. Красивая легенда…