Побег

Разволнованный Колька внес двухмесячного щенка дога. Поскольку пес был уже увесистый, передние лапы его он свесил через плечо, и сначала зрителям предстала тыльная часть "члена семьи". Колька сделал "кругом", и присутствовавшие отозвались градом одобрительных междометий. Морда у щенка была симпатичнейшая, глаза пытливые и ясные.

- Надеюсь, он умеет и сам передвигаться? - хладнокровно осведомилась юбилярша, не выдавая противоречивых чувств, вызванных четвероногим подарком.

- Еще как! - воскликнул Колька и спустил щенка на пол. - Мама, он лучших кровей! Родословная, как графа!

При этом слове у Маргариты Николаевны болезненно дрогнули губы.

- В роду три победителя породы! Родители заняли первые места на последней выставке! - продолжал рекламировать Колька.

Мать присела и тихонько свистнула, привлекая внимание щенка. Тот подошел, по-детски косолапя. Она громко щелкнула у него пальцами перед носом. Щенок не отпрянул. Он заинтересовался, понюхал пальцы и чихнул. Ацетон - догадалась Маргарита Николаевна. Сколько же новых хлопот, беспорядка и тревог! Щенок уселся и попытался почесать ухо, забавно промахиваясь и стукаясь лапой об пол. Вокруг засмеялись. Он опять не напугался, даже нахально, со стоном зевнул. Ладно, хоть нервная система крепкая.

- Ну что ж, - сказала Маргарита Николаевна, - хвалю нечестивых сыновей за смелость. Я назову его Граф.

У Пал Палыча отлегло от сердца: приняла. Графом звали собаку, которую отец завел году на четвертом после рождения своего первенца. Она была той же породы и той же масти. И мать очень любила того Графа, долго переживала его смерть и зареклась держать в доме собак. Так что подарок был рискованный вдвойне: собака, да еще и копия той собаки.

- Но имей в виду: если ты не будешь с ним гулять... - мать взяла Кольку за вихор.

- Клянусь! У меня уже и поводок есть! И миска ему, и подстилка.

Завязался обмен мнениями о выращивании и дрессировке собак, прививках и прочем, пошли трогательные собачьи истории. Институтские подружки успели поснимать фартуки и переодеться. Маргарита Николаевна внесла завершающие штрихи в сервировку и наметила время, когда ставить воду на пельмени. Хорошо, что мороз - они вольготно лежат на балконе.

- Мам! - влетел Колька. - Истекают последние минуты, которые организм может прожить без пищи!

- Я и сама проголодалась. Давай звать к столу.

* * *

Дед Василий, вероятно, вспомнил партизанскую выучку, когда побрел выслеживать Михайлову жену.

Вот ведь как навязался Мишка на шею - не стрясешь! Чтобы по холоду, да еще затемно тащиться в город... давненько такого с дедом не случалось. Сперва он на Багрова руками замахал, как на чумового: даже не заикайся, даже думать не моги, чтоб я пошел!.. Это тебе близко, а мне - невозможное дело!

Но Михаил улестил, разжалобил, чуть не в ноги бухался. Умолил-таки. Сам надел на деда валенки с калошами, замотал шею шарфом. И поплелся старый. И конспирацию сумел соблюсти - так ему казалось - полную.

Как велено было, заглянул в парикмахерскую, увидал Майю и порешил дожидаться ее возле дома. Когда озяб и устал до дрожи в коленях, вошел внутрь и устроился на мусорном бачке под лестницей, беззвучно понося последними словами и Мишку и себя самого за уступчивость. Только Майю не ругал: уважал со слов правнуков, которых та в школе учила.

Нескоро хлопнула дверь, впустив Михайлову жену.

- Май, а Май! - тихонько окликнул он.

Багрова осторожно приблизилась и всмотрелась.

- Боже мой, дедушка Василий, это вы?

- Я, я, - кряхтя поднялся дед. - На-ка вот.

Багрова прочла записку в слабом свете лестничной лампочки и схватилась за сердце.

- Что сказать-то ему?

- Идемте, дедушка, идемте!

Она помогла ему сойти с заснеженного крыльца, но тут дед Василий отстранился:

- Давай-ка поврозь. Ты - до угла и пожди. Нагоню - опять вперед и пожди, где темно.

Майя Петровна, не вникая в наставления деда, послушалась.

Сверху Катя, то и дело совавшаяся к окну, заметила мать, удалявшуюся по переулку. Пока вскочила на подоконник и открыла форточку, чтобы позвать, Майя Петровна свернула за угол.

"Второй раз чайник выкипает! Вот куда она, куда на ночь глядя?!.. А это кто еще шаркает?"

Шаркал дед Василий, ободряемый тем, что теперь путь обратный, к теплой печи. К Кате была обращена сутулая дедова спина, но на повороте за угол, под фонарем, девушка узнала его. Таких высоченных стариков было только двое: ее собственный дедушка Терентий да пасечник. К нему она наведывалась за сотовым медом этой осенью.

"Мама и думать обо мне перестала... Виктор - рохля, неизвестно чего ждет, чтобы помириться... Отец же... Главное, конечно, отец. Неужели и впрямь здесь появится?.. Надо подготовить маму, а мамы нет... Ну за что мне такое наказание?"

Отчаянно жалея себя, Катя расчесала и переплела косу. Зеркало всегда хоть немного утешало.

...Багров ждал, подперев лоб кулаками. Размеренно постукивали ходики. Вдруг не придет? Уже все сроки минули. Или дед сплоховал?