Побег

- Сами понимаете, заключение есть заключение. У каждого в какой-то период обостряется реакция на лишение свободы. У кого тоска, у кого агрессивность, разное бывает... Я посчитал, что у Багрова тоже.

- Еще раз конкретнее, без теории.

- Стал он ходить в отключке. Полная апатия. А вместе с тем - по данным ларька - курит втрое больше прежнего.

- То есть внешне - вялость, внутри - напряжение?

- Именно так я и расценил. Но работал как зверь. Даже с каким-то ожесточением. Его бригада заняла первое место. Я предложил Багрову внеочередное свидание с женой: думал расшевелить.

- И? - насторожился Томин.

- Знаете, в тот день впервые я над ним задумался. Не в плане диплома, просто по-человечески. В лице никакой искорки не проскочило. "Спасибо, говорит, гражданин лейтенант. Разрешите идти?" - и все. А через несколько дней - эта история.

- Тут мне важно во всех подробностях.

- Слушаюсь. Расчет у него был хитрый. Приходит с покаянным видом, хочу, говорит, облегчить совесть. И рассказывает, как в прошлом году посылали его здесь неподалеку с партией строительных машин. Вроде как сопровождающего и одновременно по обмену опытом. И на обратном пути, дескать, поджало его с деньгами, а очень требовалось выпить. Тогда залез в какой-то незапертый дом около станции и взял денег двадцать пять рублей и сапоги. Сапоги продал в другом городе на базаре.

- И вы поверили?

- Сначала не очень. Но, с другой стороны, когда пьющего человека возьмет за горло... Словом, послали запросы. Действительно, прибывала в прошлом году партия машин и при ней Багров. И действительно, есть такая нераскрытая кража.

- Кто-то из барачных соседей поделился с ним прежними подвигами.

- Да, теперь-то я понимаю. Но тогда вообразил совсем другое. Решил, что поведение Багрова объяснилось: колебался человек - сознаваться или не сознаваться. Отсюда замкнутость и прочее.

"О, трогательный лейтенантик! К другому Багров и не сунулся бы с подобной байкой".

- Так... Дальше?

- Дальше приехал тамошний следователь с оперативным работником, повезли его, чтобы документально все зафиксировать на месте... Удрал он от них вот здесь, - лейтенант показал на карте.

- Рядом железнодорожный узел. Н-да... Так что же это по-вашему? Просто истерический порыв на свободу? Хоть день, да мой?

- Не знаю, товарищ майор. Боюсь с ним снова ошибиться.

- Взаимоотношения с другими осужденными?

- Нормальные, думаю. Да такого не больно и обидишь.

- Вызовите ко мне тех, кто общался с Багровым больше всего. И еще заприметил у вас своего крестника. Хотел бы повидать, не афишируя. Его фамилия Ковальский.

- Можно прямо сейчас, - обрадовался возможности услужить лейтенант.

Они заглянули в небольшой зал с низкой дощатой сценой без кулис и сдвинутым сейчас в сторону столом под суконной скатертью. На сцене сидел Хирург со старенькой гитарой; двое заключенных пели.

- Репетируют, - шепнул лейтенант. - Через неделю концерт самодеятельности.

Некоторое время понаблюдали за происходящим. Хирург поправлял сбивавшихся певцов, подавал советы: "Тут потише, потише, не кричи", "Демин, не забегай вперед!" Исполнение его не удовлетворяло.

- Души нет, ребята, - втолковывал он. - Старательность есть, а души нет. Слово надо чувствовать! "Темная ночь, разделяет, любимая, нас..." проникновенно напел густым баритоном. - Понимаете?

Те растроганно вздохнули.

- Ковальский! - окликнул лейтенант. - Прервитесь ненадолго.

Тот с сожалением положил гитару.

- Репетируйте пока без меня. Пойду воспитываться.

Но, увидя в коридоре Томина, искренне разулыбался.

- Александр Николаевич, счастлив вас видеть!

- Так уж и счастлив... - добродушно усмехнулся Томин.

Они отошли от дверей зала.

- Как живется, Ковальский?

- Полагалось бы спросить: "Как сидится?" Что ж, как видите, существую... Но не выдержал шутливого тона: - Тяжко, Александр Николаевич! Что тут скажешь? И руки в кровавых мозолях, и вся обстановка... щи да каша, радость наша. Иной раз такая тоска!..

Лейтенант ревниво воспринял сердечность, проявленную его заключенным к заезжему сотруднику МУРа. С ним Ковальский был суше и сдержаннее.

- Но все-таки вы при любимом деле. Есть отдушина.

- Да это урывками.

Ковальский был от природы музыкален, обладал отменным голосом и слухом. Даже в Бутырке, будучи подследственным Знаменского, при его ходатайстве добился разрешения участвовать в самодеятельности.

- В основном я, Александр Николаевич, расконвоированный дровосек.

- Я не сентиментален, Ковальский.

- В смысле, что вам меня не жалко?

- Ничуть. Хотя в принципе вы мне симпатичны. Но вы железно заслужили и кровавые мозоли, и щи с кашей, и тоску. Вам здесь не нравится? Очень хорошо. Авось не потянет обратно.

- Боже упаси!

- Если рискнете зажить честной жизнью, поможем.

- Спасибо, Александр Николаевич.

- Пока не за что.

Лейтенант почувствовал себя лишним.

- Я больше не нужен, товарищ майор?

- Нет, спасибо.

Ушел понурившись. Похоже, Хирург ему "по теме", мельком отметил Томин. Даже - не исключено - гвоздь диплома.

- Вы сюда насчет побега? - спросил Хирург. - Если не секрет.

- Какой секрет!

- Хотели меня о чем-то спросить?