– Всё верно, – улыбнулся Зимон. – Готовьте шлюпку.
В темноте он осмотрел себя со всех сторон, и вдруг огорошил находящихся на мостике неожиданным вопросом:
– Господа, как я выгляжу?
Японец со штурманом переглянулись.
– Простите?
– Свитер, пожалуй, сменю, а то уже лоснится от грязи.
Рубка U-977 мягко выплыла из темноты чёрной квадратной глыбой. На лодке включили тусклый сигнальный огонь, и боцман направлял нос спасательной шлюпки строго на него. С палубы бросили концы, резина заскрипела по борту, и Зимон протянул руку пытавшемуся помочь матросу. Он вгляделся в едва различимые силуэты, но не разглядел ни одной офицерской фуражки.
– Где командир? – спросил он тихо. – Почему не встречает?
– Господин капитан-лейтенант, герр командир ожидает вас в центральном посту.
«Довольно странно, – подумал Зимон. По неписаному закону командиры встречаются у трапа. Но матросы, безусловно, немцы, и хотя бы это уже вселяет надежду, что на лодке нет ловушки». Он оглянулся на боцмана.
– Рикен, ожидайте здесь и будьте внимательны.
– Есть, герр командир, – шепнул боцман, исподволь перетянув автомат со спины на живот. – Удачи вам.
В сопровождении двух матросов Зимон прошёл вдоль палубы, обратив внимание, что с лодки снято орудие. В конце войны ничего удивительного в этом уже не было – редко кому предоставлялась возможность стрелять по противнику из пушки, а сопротивление на подводном ходу она добавляла существенное. Воевали исключительно торпедами, из подводного положения, да и чаще с максимальной дистанции. Но показалось странным, что от орудия осталась станина. Снять её возможно только на верфи, в то время как разобрать пушку несложно и в море. И всё выглядело так, как будто орудие сняли совсем недавно. Возможно, даже с помощью крана на испанском судне.
– Напрасно, – указал кивком на станину Зимон, ни к кому не обращаясь, но искоса взглянув на сопровождавшего матроса. – Иной раз от зажигательного снаряда эффекта куда больше чем от торпеды.
Ему никто не ответил, и даже показалось, что матросы отстали, увеличивая расстояние и не давая возможности задавать новые вопросы. Словно им строго-настрого приказали молчать. В душе шевельнулся червячок тревоги. Зимон взглянул в сторону невидимой шлюпки и скрепя сердце полез по трапу внутрь лодки. Отлегло у него, когда, гулко спрыгнув на палубу, первым он увидел Шеффера. Гейнц стоял манекеном и безучастно взирал на Зимона, будто они простились всего минуту назад. И лишь когда Зимон протянул ему руку, он натянуто улыбнулся.
– Хильмар, как же я рад нашей встрече!
– Я тоже, – обнял его Зимон, заметив, что радости на лице Гейнца не больше, чем в Африке снега.
Затем Зимон обратил внимание, что в центральном посту они не одни, и сразу догадался о причине скованности давнего друга. И дело не в вахте, к ней привыкаешь как к мебели, – из сумрака за ними наблюдал человек в расшитой золотом чёрной адмиральской фуражке. Заметив, что его обнаружили, он вышел под свет плафона.
– Капитан-лейтенант Зимон, мне есть необходимость представляться?
Безусловно, Зимон узнал, кто перед ним, и невольно опустил левую руку вдоль шва, а правую вскинул к фуражке.
– Никак нет, господин генерал-адмирал!
– Вот и хорошо. Сейчас не до лишних формальностей. Командиры, подойдите к карте.
Потрясённый Зимон смотрел на адмиральский затылок и не верил собственным глазам. Над штурманским столом склонился, ожидая его внимания, сам Ганс Георг фон Фридебург. После папы Дёница в Кригсмарине подводник номер два. Вслед за тем, как Карл Дёниц занял пост главнокомандующего ВМС, Фридебург был назначен командующим адмиралом подводного флота. Личность, пользующаяся безусловным доверием как гросс-адмирала Дёница, так и, как поговаривали, самого фюрера. Единственное, что смущало…
– Капитан-лейтенант, что вы глядите на меня, как на привидение? – очень точно охарактеризовал состояние Зимона адмирал.
– Простите, не могу поверить собственным глазам. По радио передавали, что вы покончили с собой.
– Застрелился? – поднял голову Фридебург. – Вы видите меня в луже крови с простреленной головой?
– Нет.
– Тогда почему поверили радио? Вы смелый моряк, капитан-лейтенант. Не сложили, как все, оружие, не сдались в плен, не подняли перед противником руки. Теперь, позвольте, я вас спрошу – почему?
– Мой экипаж принял решение, что плен – это не про нас.
– Очень похвально. Так я и думал. Поверьте, мой друг, у Германии всё ещё впереди! Грядут снова наши победы! И такие как вы – отчаянные, смелые сыны отечества ещё скажут своё слово во имя нашей любимой Родины. Враг считает, что поставил нас на колени. Но пока есть такие как мы, он ошибается.
«Так вот откуда этот пафос, – подумал Зимон. – Братья по крови, отважные моряки». Адмирал будто читал одну из передовиц доктора Гёббельса.