Побег через Атлантику

Аргентина встречала стеной проливного дождя. Вечернее небо разверзлось водопадом, заливая рубку пенистыми водоворотами. Промокший до нитки Зимон стоял на мостике по щиколотку в воде. Он отказался от предложенного плаща и, не отрываясь, глядел на вырисовывающийся в дымке силуэт боевого корабля. На рейде он был единственный, кто мог угрожать его лодке. U-396 медленно прошла буи, обозначающие границу порта Мар-дель-Плата, и направилась в сторону береговых пирсов. Пришвартованный к бочке танкер под уругвайским флагом попытался вызвать их на связь, семафоря ручным прожектором, но Зимон не ответил. Всё его внимание было приковано к боевому кораблю. Глядя на его тяжёлые стволы орудий, Зимон классифицировал корабль как вспомогательный крейсер. С крейсера лодку тоже заметили, но пока не выражали никакой агрессии. Пушки замерли стволами вверх, тревожный ревун молчал, а с ходового мостика, не скрывая удивления, их разглядывали в бинокли сразу несколько человек. Зимон приветливо помахал фуражкой, затем указал на флаг Кригсмарине и сцепил руки в дружественном замке. Ничто так не доказывает миролюбивые намерения подводной лодки, как построившийся на палубе экипаж. Это будто демонстративно протянутые пустые ладони и вывернутые наизнанку карманы – да, я опасный воин, но сейчас уязвим как никогда, и этим показываю, что мои намерения миролюбивы, подобно полёту хрупкой бабочки, и чисты, как слеза младенца. Вскоре аргентинский крейсер остался за кормой, и Зимон облегчённо выдохнул. Теперь их путь лежал по открытой акватории порта на свет маяка, и он разрешил промокшему экипажу спрятаться в лодке. Выбрав на рейде свободное место, U-396 стала на якорь. Сигнальщик несколько раз подряд передал, что вызывает на борт руководство порта, а Зимон спустился вниз, открыл бортовой журнал и, чувствуя, что делает это для истории, вывел чётким каллиграфическим почерком: «16 июля, 16.30 по местному времени, порт Мар-дель-Плата, конец плавания». Он был уверен, что заполняет журнал в последний раз, а потому, подумав, не сдержался и дописал: «Отдаёмся на волю Господа и милость правительства Аргентины. Командир U-396, капитан-лейтенант Хильмар Зимон», затем аккуратно закрыл журнал и так же аккуратно поставил на полку. Не покидало тяжёлое предчувствие горького финала, но он гнал его прочь. «Хуже не будет, потому что хуже быть не может! – уверял он себя, глядя на распростёршего крылья на обложке орла. – Всё страшное уже позади, а неизвестность не всегда скрывает опасность. Что может быть паршивее для подводника, чем грохот рвущихся над головой глубинных бомб? Да, сжимается от страха сердце, когда глядишь на содрогающиеся под взрывами рёбра лодки, но по-настоящему подводники боятся лишь одной бомбы, той, которая проскользнёт рядом с бортом, а затем грохнет молотом и навсегда отправит на дно. Но если уж миновала тебя чаша сия, то и волноваться больше не о чем!»

Когда уже начало темнеть, дежуривший на мостике штурман крикнул в люк:

– Герр командир, к нам гости!

– Давно пора, – проворчал, поднимаясь, Зимон.

Он встряхнул промокшую насквозь посеревшую командирскую фуражку и, поморщившись, водрузил её на голову – этикет требовал с первых мгновений встречи обозначить, к кому прибывшие обязаны обратиться за разрешением подняться на борт. Выбравшись наверх, он увидел, как, размазывая механическими щётками по стёклам крохотной рубки льющуюся с неба воду, к лодке медленно приближается портовый буксир. Неумело развернувшись и протеревшись со скрипом о серый, в ржавых потёках борт, буксир замер, затем оттуда перебросили деревянный помост. Закрывая головы зонтами, на лодку перебрались трое. Зимон недолго понаблюдал, как они, балансируя на мокрой палубе, пытаются разглядеть его за потоками ливня, затем пошёл навстречу. Он дал гостям паузу вежливости, но никто и не подумал спрашивать у него разрешения ступить на лодку. Трое, переминаясь, молча наблюдали за появившимся из дождя силуэтом в накинутом на плечи плаще и надвинутой на глаза фуражке. Тогда, перекрикивая шум ливня, он заговорил первым:

– Господа, вы находитесь на борту немецкой субмарины U-396, я её командир, капитан-лейтенант Зимон. С кем имею честь?

Двое из прибывших были в форменных кителях служащих, и Зимон обращался скорее к ним, чем к гражданскому в чёрном строгом костюме. Но, к его удивлению, первым ответил гражданский, и ответил на безупречном немецком:

– Капитан-лейтенант, давайте быстрее спустимся в лодку! Не собираетесь же вы вечно держать нас под этим собачьим водопадом?

– Да, конечно! – спохватился Зимон. – Прошу следовать в рубку.

Едва он услышал родную речь, у него отлегло от сердца.

Гражданский первым взобрался на мостик и, словно проделывал это сотню раз, ловко нырнул в люк. Служащим же пришлось помогать, и Зимон с лёгкостью переориентировался на новое лидерство. Гражданский явно в этой троице был главный. Оказавшись в центральном посту, он брезгливо скривился, достал из кармана наодеколоненный платок и поднёс к носу.

– Ну и вонища же у вас!

Затем указал на китель по правую руку: