Побег. По двум сторонам океана (СИ)

Полицейские ошарашенно застыли на месте. Они в прошлом были много наслышаны про Пьера де Лоре. Им даже приходилось обчёсывать город в поисках пропавшего мальчишки, и естественно, они видели в лицо Луи де Лоре. Сходство наглого юноши с маркизом было поразительным. Полицейские поняли, что парень не шутит и поспешили удалиться от греха подальше, перешёптываясь меж собой. Их огорчило и то, что де Лоре уже нашли своего сына, а значит, никакой награды им за найдёныша не светит. А Пьер только проговорил:

— … без ваших стараний это сделает.

Пьер зловеще посмотрел на конфетчика. Одного его взгляда хватило, чтобы мужчина скрылся у себя в магазине. Конфетчик стал ещё одной каплей, которая привела Пьера в ярость, ещё больше обратила его против родителей и их жизненного строя: тот человечишка испугался не его, Пьера, а его титула и власти его родителей. Он страстно не хотел того, чтобы люди видели в нём только сына маркиза, а не человека и личность.

Пьер обратился к мальчику, который до сих пор испуганно взирал на дверь магазина.

— У тебя дом есть?

Мальчик мотнул головой.

— Сирота?

Мальчик кивнул.

— Пошли со мной, — вздохнул Пьер от переполнявшего негодования к хозяину магазина, полицейским, власти, допустившей это безобразие. — Отведу я тебя к кое-кому.

— А к кому? — поинтересовался Ричард.

— В заведение, принадлежащее одним моим знакомым, — вздохнул снова Пьер от нежелания увидеть старую приятельницу.

В душе у него нарастал ураган разных возмущений. Поведение тех полицейский, которые были всего лишь одними из тысячи, не могло оставлять Пьера равнодушным. У него были мысли донести на них: свидетели есть, связи с родителями помогут выиграть дело. Но Пьеру претило пользоваться своей мохнатой лапой. И он понимал, что те полицейские, тот лавочник всего лишь частички в огромной запутанной системе обмана, коррупции и преступления. Закон наказывал насильников и убийств, но он не трогал тех, кто позволял совершаться преступлениям, кто был их причиной.

— Да будь проклята монархия! — прозвучал как гром голос Дениса.

Пьер уставился на друга. Денис был в ярости.

— Будь проклят Карл Х! Пошли к чертям собачьим эти Бурбоны! Ни хрена не делают, только красуются на троне! Своими бы руками придушил бы этих гадов и всех, кто служит им. И жизни бы своей не пожалел, но гадов бы наказал!

***

— Дорогие Аннетт, мне пора. Не волнуйтесь, дело мы выиграем обязательно, — сказал поспешно Виперан. С Софи и её матерью генерал поздоровался лишь кивком головы.

Мать с дочерью не стали задерживать Виперана. Аннетт-старшая хотела забыть о злодеянии, которое ей приходилось совершать, а Аннет-младшей с недавних пор испытывала некую неприязнь к Астору Виперану, военному приятелю отца, которому не раз Алексис был обязан жизнью.

В отличие от генерала вдова де Ландро тепло поприветствовала Марлин и Софи, в приветствие Анны не было вялости и холода.

— Марлин, Софи, как прошла ваша встреча с Урбеном? — участливо спросила Аннетт.

— Замечательно, будем теперь ждать суда, — ответила Марлин с большой горячностью.

— Чудесно! — добавила дочь.

Анна улыбнулась уголками губ. Она молчала, но её глаза говори: “Софи, я рада за тебя”. Для Софи одного слова было мало. Ей не терпелось поделиться с Анной своей радостью, пересказать ей каждое слово, которое она сказала отцу, а отец промолвил ей. Анна с Софи были связаны меж собой только обвинениями, предъявленными Урбену Игаридье. Как отношение Софи с отцом не касались Анны, так и поимка настоящего убийцы Алексиса не было делом Софи. Но обе девушки чувствовали, что отныне они не просто знакомые. Одна переживала за другую, в глубине сердца желала ей удачи и не только в делах, связанных с отцом.

Марлин и Аннетт прекрасно видели, что девушкам нужно поговорить друг и другом. Они не стали им мешать, женщинам самим было что обсудить.

Мама, бабушка, кузина, затем Пьер — от этих людей Софи ничего не скрывала. Она не боялась показывать им свои чувства, никогда не думала, что может выглядеть смешно в их глазах. С Анной Софи была такой же открытой, как с родственниками и Пьером.

— Не верю, что сейчас говорю, но в тюремной камере мне с отцом было так хорошо, когда он был свободным, я не ощущала с ним такой близости. Вот бы снова мне попасть к нему в камеру, — говорила Софи одновременно со смехом и с грустью.

— У вас будет время восстановить отношения. Вам не понадобиться больше камера, — отзывчиво отвечала Анна.

— Анна, я чувствую, будто я самая счастливая на свете. У меня есть всё: родители, бабушка, дядя, кузина, Пьер.

— Поздравляю тебя! — сказала Анна от всего сердца. — Наступил и на твоей улице праздник. Хоть ты теперь обретёшь настоящую семью. Ты заслужила это. У меня когда-то было всё: родители, друзья, — но я считала себя самой несчастной на свете и продолжала обрекать на страдания других людей.

Вспоминать об отце было для Анны очень тяжело. Софи хотела приободрить её, но Анне не нужно было ни её сочувствия, ни дружеской помощи. Она решила сменить тему.

— Сейчас к Пьеру поедешь?