Мэл тряхнула головой – путаница, ну и путаница. Нужно хотя бы выглянуть на грунтовку, но путь к ней вдоль стены почему-то казался чудовищно долгим. Уши посекундно закладывало до невозможности представить, какие звуки реальны, какие нет, а Мэл ещё и старалась сканировать пространство. Ключевое слово «старалась».
Она так и не поняла, что случилось раньше. Хотя нет, сначала всё-таки пришёл сигнал о чужом присутствии, но какой-то размытый – чёрт знает, один противник или несколько. Был ещё «след» – то единственное сознание, которое Мэл могла безошибочно выделить здесь. Самый первый, самый главный враг, замахнувшийся на то немногое, чем она дорожила в этой жизни. Мэл оскалилась и вжалась спиной в неровности кладки, выставив перед собой автомат. Эта часть стены как раз смотрела на отстоящий в нескольких десятках метров крупный кусок скалы с кустарником у подножия…
Наверно, Мэл зря так напряглась. За стеной загрохотало глухо, сверху посыпались чёрные клочья, хлопья золы и искры, – это внутрь повалились прогоревшие кровельные балки и крыша. До угла осталась всего-то пара шагов, когда из-за него прямо навстречу, матерясь, слишком быстро выскочил человек, которого при беглом взгляде можно было принять за клона того, зарезанного. Если бы не алая тряпка на голове.
Кажется, он удивился – то ли тому, что «ведьма» на ногах, то ли наличию у неё оружия. А Мэл только в странном тумане ощутила, как автомат, точно живой, дёрнулся у неё в руках. Приклад болезненно и непривычно ударил в плечо, очередь вышла неэкономно длинной и в конце концов частично ушла мимо, но противник повалился навзничь. Почти не дыша, Мэл дёрнулась влево, где ей почудилось движение и… опоздала. Что-то врезалось в челюсть с силой, чуть не впечатавшей голову с разгону в стену, и свет уже во второй раз за короткое время сменился ослепительной темнотой.
Глава 10
В этот раз невесомости не было. Никакого парения в пустоте, никаких грёз с блужданием по белым коридорам. Отец не показал свою холёную физиономию, не кривил холодно губы, говоря о долгах и подчинении. Не являлся даже Лэнс, не смотрел печально и ласково, не касался ладоней и запястий мягко и успокаивающе, как когда-то в госпитале. Наверно знал: помочь сестре сейчас не сумеет даже он. Или просто обессилел помогать, да и что может в таком положении бесплотный дух? Или вовсе плод сумасшедшего воображения, что возвращается снова и снова, каждый раз давая ложную надежду.
Нет, сейчас всё было иначе. Подсознание отключилось, осталось только тело вместе с удивительно чётким ощущением точек верха и низа. Между этими точками непрерывно растягивало позвоночник и суставы, частью влекло к земле, а задранные куда-то плечи сковывали грудную клетку, заставляя делать короткие недовдохи, причиняющие боль. Существование такой штуки, как руки, угадывалось с трудом. Больше ничего, разрозненные вспышки. Плюс темнота, деревянное онемение и жажда, обращённая, кажется, в космический абсолют. Да, ещё звуки — как скребущие по стеклу железные когти, то ли извне, то ли в голове – не разобрать. И не пошевелиться – только губы раздутые облизнуть, распухшим же языком…
Мэл и облизнула – маска, заменяющая лицо, болезненно шевельнулась, потревожив почти чужие мышцы и стянутую кожу. Слух резануло шорохом, оглушительным, как будто рядом с его источником не вовремя врубили чувствительный микрофон и мощный динамик, а потом… Нет, пару капель удалось проглотить, но вода ударила слишком сильно, опрокинув назад голову на ватной шее. Ноги, кажется, едва касались земли, и Мэл чуть не вывихнула плечевые суставы, пытаясь не захлебнуться. Всё-таки захлебнулась, закашлялась, чувствуя, как с каждым вдохом душат застрявшие в гортани отвратительно тёплые капли, захрипела.
– Как водичка, сестрица? — вкрадчиво прошелестело прямо над ухом. Кожу обожгло горячим дыханием, и Мэл вскинулась резко, не открывая глаз, как напуганная слепая кошка — как, ну как можно было не почувствовать? Что он здесь, рядом — главный исконный враг, предводитель бандитов. Толку вот не было в этом никакого. Восприятие бессильно тыкалось в стену, ловя какие-то ненужные обрывки, а остальное…
– Что, блядь, думала сбежать так легко? Думала, какой этот ёбаный дикарь трус, – продолжал он тем временем. Слова звучали сыпучим песком на ветру, вызывая болючее нытьё в сжатых челюстях и желание сглотнуть мерзкий привкус сколотой с зубов эмали. Гримасу, конечно, тут же заметили, и голос взвился, завибрировал в драматическом напряжении:
— Что скривилась? Что-то не нравится? Тебе, блядь, что-то не нравится, нахуй? Не строй из себя святошу. Ты слышала, блядь? Слышала, сука ёбаная! Это просто… равный обмен. – Крик затух так же внезапно, как и начался, оборвался удовлетворённым выдохом. — Да, ничего личного. И я еще милосерден к тебе. Не видишь, блядь, как я милосерден?..