В комнате ни одной лишней вещи – ни штор, ни картин, ни статуэток. Всё на местах, даже пыль. Тоже придавленная тяжестью. И только в кресле, что идеально ровно стоит перед экраном, разложен походный оружейный кофр – снаружи ни дать ни взять обычный чемодан на колёсиках. Внутри, в мягких резиновых углублениях, аккуратно покоятся части винтовки – ствол с глушителем, ствольная коробка с ложей и прицелом, затвор, магазин, сошка.
– Может быть, кто-то теперь обратит внимание! – вещает с экрана довольно молодой субъект, очкастый, с жидкой белобрысой порослью на черепе. Разглагольствуя, субъект непрерывно моргает бесцветными ресницами, а экран всё мигает и мерцает, когда в нижнем правом углу сменяются детские фотографии. При каждой смене раздаётся щелчок. Конечно, только в мозгу, но он в точности похож на тот хлопок, что издаёт ручная граната, когда у неё выдёргивают чеку и отпускают предохранительную скобу.
– Наш дом перестал быть уютным и безопасным! И я показал вам! – распаляется субъект, от которого полицейские в форме отпихивают чересчур ретивых представителей СМИ с микрофонами. Его прикрывают и от толпы, где скорее всего есть родные погибших во время нападения на летний лагерь. – Я показал, что будет, если наш дом наводнят чужаки! Смотрите, как легко будут умирать наши дети!
Белёсый обычно входит в раж на каждом своём интервью. Экран не скрадывает даже брызжущую изо рта субъекта слюну, толпа всё наседает сзади на журналистов, а полицейские всё работают живым щитом, пока их подопечный не усаживается в тюремный автомобиль. С комфортом.
«Щёлк» – раздаётся в мозгу снова. В правом нижнем углу над бегущей строкой появляется новое лицо. Фото десятилетнего Йохана Лунда на экране выглядит смазанным и чужим, будто это в какого-то другого ребёнка в упор угодил заряд крупной дроби из помпового ружья. Уже после того, как на входе в один из домиков рванула ручная граната, которую прикрепил к двери субъект с жидкой порослью на черепе. «Щёлк».
Боль навалилась снова, тяжёлой душной волной, точно Мэл окунули в воду, почти доведённую до кипения. Перед глазами заплясали искры и белые точки, пропал вдруг воздух. Потом вернулся вместе с полузадушенным сипением, и тогда картинка сменилась.