Воссоздавая культурный контекст, окружавший Боуи в 1960-х годах, мы можем расширить свой собственный. За время моего «исследовательского погружения» я прочесал все биографии в поисках списков его любимых фильмов, романов и музыки и позволил его вкусам всецело меня поглотить, всячески отгораживаясь от реалий сегодняшнего дня. Мое путешествие было одновременно привязанным к конкретной географии и всемирным: я читал «Мерзкую плоть» Ивлина Во в аэропорту Лос-Анджелеса, слушал альбом
Согласно некоторым критическим теориям, нам следовало бы ограничиться этими подтвержденными связями и постулировать, что отголоски чужого творчества значимы лишь тогда, когда автор сознательно имел их в виду. Другие теоретики менее скованны в своих интерпретациях и открывают нам иные возможности.
Например, Питер и Лени Гиллманы видят «сильное влияние семейной мифологии» во всем первом альбоме Боуи 1967 года и находят «совершенно явные» отголоски стихотворений его бабушки в текстах песен «When I Live My Dream» и «Sell Me a Coat». Они допускают, что сам Боуи никогда не читал этих стихов, но это их ничуть не смущает. Более того, они утверждают, что он был движим «коллективным бессознательным» и «питался из творческого источника, точные природа и местонахождение которого оставались тайной даже для него самого». Их точка зрения подтверждается его собственным признанием: «Все, чего я пытаюсь добиться в текстах, – это собрать то, что меня интересует, в единую головоломку, которая в итоге и станет песней». Позднее он пошел еще дальше: «Я последний, кого стоит спрашивать о смысле большинства моих текстов».
Сам я думаю, что, хотя детективные поиски источников вдохновения вполне интересны и полезны, это не единственный способ интерпретировать Боуи. Если бы я строго придерживался лишь этого метода, то никогда бы не дал волю воображению под песню «Ricochet». Я был бы вынужден сосредоточиться на том, что вложил в песню сам автор, и тогда, в 1983 году, это жестоко ограничило бы мой выбор. Исследование источников, повлиявших на Боуи, – это только часть удовольствия. Наша личная вовлеченность в его песни тоже порождает смыслы: наша интерпретация помещает отдельные фрагменты в единую систему и фиксирует возможные значения. Наше толкование вполне может выходить за пределы первоначальных намерений Боуи. Этот процесс – вовсе не викторина, единственной целью которой является точное попадание в авторский замысел и накопление баллов за правильные ответы. Это скорее исследование местности, где мы можем бродить (и бредить) самостоятельно, натыкаться на указатели и поворачивать туда, куда они нас ведут.
В академических исследованиях авторского творчества такой подход характерен для постструктурализма, последователи которого выявляют в творчестве художника (писателя, кинорежиссера, фолк-певца) глубинные структуры, повторяющиеся темы и мотивы независимо от того, осознавал ли их присутствие сам автор. Отказавшись от попыток угадать намерения автора, постструктуралисты перекладывают ответственность за производство смыслов на читателя. Если, например, в песне «Life on Mars?» описан воображаемый мир, то мы сами становимся толкователями подсознания Боуи и находим связи, о которых он, возможно, и понятия не имел. По случайности, эта теория появилась ровно в то же время, что и первый альбом Боуи: основополагающее эссе Ролана Барта «Смерть автора» было опубликовано в 1967 году. Название эссе, как и его основной посыл, были сознательно провокационными. Барт писал: