Почему Боуи важен

Как и в случае с песнями Боуи, нам не нужно понимать все слова, чтобы осознать основную идею Барта. По его мнению, вместо того чтобы относиться к автору как к божественному авторитету, нам следует рассматривать текст – роман, поэму, песню – как многомерное пространство (своего рода матрицу), основанное на множестве других источников. Если считать песню Боуи «текстом», то множество других повлиявших на нее текстов становится «интертекстом»: песню можно сравнить с отдельной станцией в контексте карты всей железнодорожной сети, где каждая остановка связана с другими многими разными способами.

Оригинальность невозможна, говорит нам Ролан Барт. Все уже было сделано до нас. Но может ли в этих условиях существовать истинное художественное творчество? Да, продолжает Барт, но не в традиционном понимании, как создание произведения с чистого листа. Автор может только смешивать тексты друг с другом, «не опираясь всецело ни на один из них; если бы он захотел выразить себя, ему все равно следовало бы знать, что внутренняя „сущность“, которую он намерен „передать“, есть не что иное, как уже готовый словарь, где слова объясняются лишь с помощью других слов, и так до бесконечности».

Автор, утверждает Барт, ограничен возможностью комбинировать существующие фразы, уже использованные ранее другими писателями. Ему следует принять, что каждое слово берется из этого множества исходных материалов и что его собственная работа может обрести смысл только через ссылки на эти внешние источники. Повторюсь, Барт занимает экстремальную позицию и сознательно опровергает точку зрения, согласно которой гарантией смысла является авторское намерение. Он заключает, что «текст обретает единство не в происхождении своем, а в предназначении», не в писателе, а в нас, читателях: «Текст сложен из множества разных видов письма, происходящих из различных культур и вступающих друг с другом в отношения диалога, пародии, спора, однако вся эта множественность фокусируется в определенной точке, которой является не автор <…> а читатель».

Выше мы уже приводили примеры практического применения теории Барта. Питер и Лени Гиллманы утверждали, что смыслы песен Боуи «оставались тайной даже для него самого». Они полагали свои интерпретации обоснованными, даже не приводя доказательств, поскольку Боуи скромно отказался от роли «Автора-Бога», передав все полномочия своему слушателю: «Я последний, кого стоит спрашивать о смысле большинства моих текстов». Его слова («все, чего я пытаюсь добиться в текстах, – это собрать то, что меня интересует») очень созвучны мыслям Барта о том, что автор основывается на ранее существовавших идеях, признавая, что они никогда не будут полностью оригинальными, и организует их в новые формы и структуры. Сам Боуи не раз прибегал к технике случайной нарезки фрагментов (физической или цифровой) и импровизации – это тоже говорит о том, что написание песни для него было подобно скорее сборке, чем сочинению божественного послания с горних высей. Вместо традиционного автора Барт предлагает роль «скриптора», несущего в себе «необъятный словарь, из которого он черпает свое письмо, не знающее остановки». Вспомним неуемный аппетит Боуи к любой культуре и энергию, с которой он наполнял альбом за альбомом разрозненными впечатлениями, выхватывая цитаты из романов, телевизионных шоу, кинофильмов и других песен. Это определение, кажется, вполне к нему подходит.

А как же насчет идеи Барта о том, что любое письмо «есть не что иное, как уже готовый словарь, где слова объясняются лишь с помощью других слов, и так до бесконечности»? Внимательный взгляд на еще одну песню Боуи может помочь нам в этом разобраться.

В песне «The Man Who Sold the World», написанной в 1970 году, – особенно богатый набор перекрестных ссылок, начиная прямо с названия. Паоло Хьюитт уверенно утверждает, что автор вдохновлялся повестью Роберта Хайнлайна 1950 года «Человек, который продал Луну». Крис О’Лири, описывающий эту песню как «перечисление отсутствующих отцов», предлагает другой научно-фантастический источник – рассказ Рэя Брэдбери «Ночная встреча» 1950 года, где описана встреча человека и марсианина. Питер Доггетт, чья книга о Боуи так и называется «Человек, который продал мир», видит истоки этой песни в комиксе «Человек, который продал Землю», опубликованном в 1954 году издательством DC, и в бразильском политико-сатирическом фильме 1968 года «Человек, купивший мир».

В биографии Питера и Лени Гиллманов текст песни связывается как со стихотворением Уилфреда Оуэна «Странная встреча» (1919), так и с популярным детским стишком «Вчера у лестничных перил встретил того, кто там не был»[73]. Крис О’Лири находит более точное соответствие в песне «The Little Man Who Wasn’t There» («Маленький человек, которого там не было»), записанной в 1939 году оркестром Гленна Миллера, и указывает на то, что текст этой песни, в свою очередь, был создан на основе стихотворения Уильяма Хьюза Мернса «Антигониш», написанного в далеком 1899 году.