Почему любовь ранит? Социологическое объяснение

Совмещение двух культурных структур создает напряженность и неуверенность в отношении самой сути желаний, между тем что, действительно, доставляет удовольствие и нормами, в соответствии с которыми это удовольствие оценивается. Подобное совмещение не позволяет женщине точно определить, какие правила должны управлять ее взаимодействиями. Как предполагает философ Роберт Пиппин: «Есть нечто такое в чувственной любви, что нельзя легко приспособить к христианскому или либерально-эгалитарному гуманизму»[472]. В социологическом плане равенство вызывает социальную тревогу, поскольку оно порождает неуверенность относительно правил взаимоотношений, которая, таким образом, подрывает спонтанность, исторически созданную подлинными идентичностями и ритуализованными правилами.

Неуверенность, в свою очередь, порождает иронию как доминирующий мотив, с помощью которого можно затрагивать тему любви. В западной культуре первое проявление иронического состояния разочарованности в любви можно найти у Сервантеса в «Дон Кихоте» (1605–1615 гг.). Этот роман пробил брешь в самой способности читателя поверить в любовные переживания странствующего рыцаря. Эта трудность веры в любовь усилилась с наступлением эпохи модернизма; современное романтическое состояние чаще напоминает «отрезвление», описанное Марксом, чем пыл и неистовство любовников прошлого, причем любовь все чаще становится привилегированным объектом мотива иронии. Процесс рационализации любви лежит в основе новой иронической структуры романтического чувства, которая знаменует собой переход от «чарующей» любви к разочарованию. Структуры чувства, весьма удачное выражение, придуманное Раймондом Уильямсом, обозначает социальные и структурные аспекты чувств и чувства социальных структур. Это «социальный опыт в процессе формирования»[473]. Ироничная структура романтического чувства затрудняет принятие не только идеи страсти, но и страстной и самоотверженной преданности любимому человеку, которая характеризовала западную идею любви на протяжении последних нескольких столетий.

Ирония — это литературная техника, которая притворяется неосведомленной, но рассчитывает, благодаря своему влиянию, на знания слушателя (в противном случае ирония была бы воспринята буквально, хотя на самом деле она означает противоположное). Таким образом, это собирательный образ человека, который отказывается придерживаться убеждений, вписанных в ситуацию. Современное романтическое сознание имеет риторическую структуру иронии, поскольку оно пронизано освобожденным от иллюзий знанием, препятствующим полному доверию и приверженности. Ирония не может всерьез воспринимать убеждение, основополагающее для любви, а именно ее самопровозглашенную претензию на вечность и целостность. Следующий пример иронии Кэтрин Таунсенд описывает, как желание верить в вечность любви (мечтая о том, чтобы ее бывший парень сделал нечто из ряда вон выходящее, пытаясь не дать ей уйти) и невозможность поверить в это:

Как я могла поддаться этой иллюзии? Я всегда говорила, что, если бы у «Красотки» (Pretty Woman) было продолжение, бьюсь об заклад, что Вивиан, персонаж Джулии Робертс, оказалась бы на улице после того, как персонаж Ричарда Гира, заскучав, быстро бросил бы ее.

Но они знают только о том, как вернуть человека, и мы не раз видели это в фильмах — благодаря широкому жесту[474].