Почему любовь ранит? Социологическое объяснение

По современным меркам процесс ухаживания в XVIII и XIX вв. ограничивал сексуальное поведение женщин и в меньшей степени мужчин. Женщины среднего и высших слоев среднего класса были более склонны к сдержанности в выражении своих романтических эмоций и сексуальных желаний, чем мужчины. Существовали две основные причины этого: женщине следовало умалчивать о своих чувствах, и на ранних стадиях знакомства ее поведение сводилось в основном к тому, чтобы принимать или отвергать ухаживание мужчины. Эта сдержанность стала результатом изменений, произошедших в XVIII в. в отношении взглядов на сексуальность женщин. Несмотря на то, что в христианском обществе на протяжении веков сексуальное воздержание было навязано мужчинам и женщинам, бытовало мнение, что женщины имеют бо́льшие сексуальные аппетиты. «Во всяком случае, дочери Евы считались более склонными к избытку страсти [чем мужчины], поскольку предполагалось, что они не способны полностью контролировать свои чувства»[149]. Однако в XVIII в. возникло убеждение, что сопротивление сексуальным искушениям естественно для женщин. Наглядным примером является роман Самюэля Ричардсона «Памела» (1740 г.)[150]. Это история молодой горничной, за которой настойчиво ухаживает хозяин, да так, что чуть не доходит до изнасилования. Она постоянно сопротивляется его домогательствам, но начинает испытывать к нему нежные чувства. В конечном итоге он уважает ее добродетельное сопротивление и предлагает выйти за него замуж[151], предложение она с радостью принимает. Этот роман ознаменовал собой возникновение нового восприятия женской природы и разделения мужской и женской гендерной идентичности на основе практики воздержания: для женщин воздержание стало испытанием и признаком их добродетели, помогавшим завоевывать репутацию на брачном рынке; мужчинам оно позволяло демонстрировать свою мужественность благодаря способности желать и завоевывать то, от чего женщина должна была отказаться.

Это отождествление женского воздержания с добродетелью стало заметным в американской культуре. Образ и идеал воздержания как часть общей системы целесообразности и самоконтроля служил для присвоения женщинам более высокого морального и социального статуса: «Возведя сексуальный контроль на самую вершину человеческих добродетелей, моралисты среднего класса сделали женское целомудрие архетипом человеческой нравственности»[152]. По словам Нэнси Котт, возвысив нравственный статус женщины, духовенство лишило их сексуальности. Эта новая идеология была полезна для женщин, поскольку ценой сексуального воздержания и непорочности они обрели «моральное равенство», «власть и самоуважение»[153]. Котт показывает, что в XIX в. мужчины злоупотребляли женской сексуальной свободой, но введение воздержания наделило женщин большей властью и равноправием: «Вера в то, что женщинам не доставало плотской заинтересованности, стала основополагающим доказательством в пользу морального превосходства женщин, используемым для повышения их статуса и расширения их возможностей»[154].

Сексуальная сдержанность давала женщинам повод отказать поклоннику, но не позволяла им проявлять интерес к нему[155], это означало, что мужчины вынуждены были действовать более активно и были более уязвимы в процессе ухаживания. Как мы видели во главе 2, историк Эллен Ротман указывает на то, что: «Женщине следовало ждать, чтобы убедиться, что ее чувства взаимны, прежде чем признаться в них даже самой себе»[156]. Было слишком рискованно выражать свои чувства до предложения руки и сердца. Ротман подчеркивает, что считалось крайне важным не показывать свои чувства первой: «Редкая женщина была готова подвергнуть себя отказу возлюбленного»[157]. Таким образом, женщины ждали от мужчин доказательства их намерений и чувств. Привязанность мужчины, его способность проявлять и доказывать любовь имели первостепенное значение для принятия его предложения руки и сердца: «Когда мужчина делал предложение, любовь была его самой важной характеристикой; когда женщина отвечала согласием, любовь была ее первым обдуманным решением»[158]. Ротман также утверждает, что мужчина не был до конца уверен в том, будет ли принято его предложение: «Мужчины чаще, чем женщины, жаловались на то, что ответов на письма приходилось ждать слишком долго или они были слишком поверхностными»[159]. Как инициаторы брака, мужчины были более уязвимы в процессе сватовства: с одной стороны, им следовало доказывать свою страсть и силу чувств, а с другой — проявлять некоторый самоконтроль, чтобы защитить себя от излишней открытости перед лицом возможного отказа[160]. При этом женщины в большинстве областей общественной жизни были преимущественно бесправны, их позиция в процессе ухаживания и сватовства, по-видимому, была сильной, по крайней мере, на уровне эмоциональной силы, определяемой как способность сдерживать проявление эмоций для того, чтобы вынудить мужчину раскрыть свои чувства, а затем принимать решение об ответе.