Таким образом, несмотря на то, что сексуальная свобода исторически трактуется как политическое право[137], она отличается от свободы в политической сфере. Политическая свобода активируется большим и сложным правовым механизмом, обеспечивающим относительную упорядоченность и предсказуемость ее осуществления. В межличностных и сексуальных отношениях свобода не ограничивается институциональным механизмом. За исключением юридических ограничений «согласия» (возраст согласия, половой акт без согласия, флирт без согласия и т. д.), сексуальная свобода развивается в направлении все большего освобождения от правовых и нравственных запретов. Все чаще в сфере сексуальных отношений выражаются такие формы индивидуальности, которые выходят за рамки закона и общепринятых норм, что делает ее — возможно, больше, чем сферу политики — площадкой для проявления чистой индивидуальности, выбора и самовыражения. «Порнофикация» культуры происходит в контексте коммерциализованного раскрепощения сексуальных желаний и фантазий, свободных от оков нравственного регулирования[138]. Мораль современной сексуальности заключается теперь в утверждении взаимной свободы, равенства и независимости, а не в уважении, скажем, чести или норм моногамии.
В сфере сексуальных отношений наиболее очевидные выражения свободы характеризуются изменениями в значимости брака и сексуальности. В начале XX в. брак был пожизненным обязательством для большинства людей. Статистика показывает, что уровень разводов в США оставался низким до 1960 г., но за последующие 20 лет этот показатель вырос более чем вдвое[139] и по-прежнему остается высоким. По результатам исследования в 1960-е гг. отношение к разводам резко изменилось[140]. В 1981 г. Даниил Янкелович сообщил о важных изменениях в нормативно-правовой структуре брака и гетеросексуальных отношений[141]. В своем многолетнем исследовании он сравнил ответы, данные в 1950-х гг., с ответами, данными в конце 1970-х. В 1950-е гг. он опрашивал молодых одиноких и замужних женщин, почему они ценят брак и семью. Их ответы отражают глубоко укоренившееся убеждение в том, что брак является необходимым и неизбежным, он предоставляет возможность полноправного участия в жизни общества, а также дает ощущение стабильности. Двадцать пять лет спустя, в конце 1970-х гг., отношение изменилось: брак теперь стал одним из нескольких вариантов выбора для молодых женщин. Так называемое девиантное поведение, такое, как безбрачие, гомосексуализм или внебрачная беременность, практически перестало считаться позорным[142]. Свободное сожительство возросло[143] и приводило к браку лишь в 50 % случаев или меньше[144]. С конца 1970-х гг. брак и стабильные отношения стали необязательными и зачастую достигаются только после тщательного поиска, консультаций и затрат[145]. В новаторском исследовании, посвященном обязательствам в браке и романтических отношениях, проведенном в 1980-х гг., Энн Свидлер обнаружила, что в этом десятилетии произошли значительные изменения в структуре эмоциональных и культурных обязательств перед заключением брака и в процессе супружеских отношений[146]. Противозачаточные средства и изменение нравственных норм усилили и упорядочили разделение между сексом и браком, примером чего является радикальное изменение отношения к добрачному сексу после 1960-х гг.[147] Эти изменения стали ощутимыми результатами расширения свободы в сфере интимных отношений. Утверждение свободы в сексуальной сфере стало одним из самых значительных социологических преобразований, произошедших в XX в. В этой главе я пытаюсь показать, как эта свобода привела к преобразованию эмоциональных отношений между гетеросексуальными парами и, в особенности, к феномену, известному как «страх перед обязательствами»[148].
Как утверждается в главе 2, осуществление свободы всегда происходит в социальном контексте, и именно этот контекст необходимо исследовать, чтобы понять, какие противоречия породила свобода в сфере интимных отношений. Сексуальная и романтическая свобода не является абстрактной практикой, скорее, она узаконена и заложена в оспариваемом, но все еще мощном патриархате. Это породило новые формы страданий в виде неравенства, возникающего в зависимости от того, как мужчины и женщины чувствуют, испытывают и контролируют свою сексуальную свободу на конкурентных сексуальных полях. Подобно сфере рыночных отношений сексуальная свобода влечет за собой культурное перекодирование гендерного неравенства, которое стало невидимым, поскольку романтическая жизнь следует логике предпринимательской жизни, где каждый партнер ставит во главу угла собственную свободу и приписывает свои страдания несовершенствам
От женской сдержанности до мужской отстраненности