Наконец, вся экономика визуальной привлекательности основана на постоянном обновлении внешнего вида посредством отождествления привлекательности с модой и молодостью (отсюда необычайный расцвет антивозрастной индустрии, будь то химические процедуры или хирургические вмешательства)349
. Поскольку молодые женщины находятся на высшей ступени иерархии сексуального капитала, они занимают и самое высокое положение в сексуальной сфере, особенно при наличии мужчин, обладающих самым высоким экономическим капиталом (парадигматическим примером этой рыночной логики и здесь является Дональд Трамп)350. Но, в отличие от других форм социальных активов, молодость по природе своей подвержена процессу старения: в индустрии моды двадцатитрехлетняя модель уже считается старой351. Это означает, что сфера сексуальности структурирована старением (и сопутствующей ему тревогой), ключевым компонентом капиталистической экономики, поскольку оно подстегивает постоянное обновление и улучшение внешнего вида с помощью потребительских товаров, предназначенных для поддержания молодости и привлекательности (определяемой как молодость)352. Вот яркий пример морального старения, связанного с визуальной оценкой: Терри — тридцатичетырехлетняя француженка, бросившая в свое время школу. Она водит такси и не имеет детей:КОРР.: У вас есть любимый человек?
ТЕРРИ: Видите мои волосы? Какого они цвета?
КОРР.: Рыжие.
ТЕРРИ: Да, они рыжие. Но не потому, что я рыжая. Я их крашу. Знаете, почему?
КОРР.: Нет.
ТЕРРИ: Потому что я поседела за одну ночь, когда мой парень бросил меня. Он забрал мои деньги и бросил меня, вот так, без видимой причины. Это было полтора года назад, и я еще не пришла в себя. Это невыносимо. Я все время плачу. Никак не могу смириться.
КОРР.: С чем?
ТЕРРИ: Я теперь очень жалею, что не делала некоторых вещей.
КОРР.: Каких, например? О чем вы сожалеете? Не могли бы вы рассказать?
ТЕРРИ: Думаю, что недостаточно ухаживала за своим телом. Мне надо было тщательнее ухаживать за своим телом ради него. Я не красила ногти, как другие женщины, я носила кроссовки, носила джинсы. Я работаю, мне нравится работать, но, думаю, он считал, что я веду себя как пацан, что я недостаточно женственна, что я должна носить платья, должна краситься, ходить в парикмахерскую… Вы ведь понимаете, что я имею в виду?
КОРР.: Да, понимаю. Но я уверена, что многие мужчины все равно считают вас очень красивой.
ТЕРРИ: Вы говорите это просто из вежливости. [
КОРР.: Мне жаль это слышать. Но почему вы продолжаете считать это вашей виной?
ТЕРРИ: Потому что, наверное, все можно было легко исправить. Наверное, было нетрудно дать ему то, чего он хотел. Довольно просто было стать такой женщиной, о какой он мечтал, но я этого не сделала.
Самобичевание этой женщины из-за того, что она не превратила себя в стандартный идеал женской привлекательности — при том, что все это время ее бойфренд «брал у нее деньги», — свидетельствует о принятии ею мужского взгляда, отрицательно оценивающего ее с эстетической точки зрения. Сравнение с идеалом, как предполагает Терри, остается неизменной чертой романтических отношений, где партнеров (особенно женщин) продолжают оценивать исходя из сексуальности их внешнего вида. Аналогичным образом рассуждает шестидесятисемилетняя австрийка Джулия (в ответ на мой вопрос, из-за чего она ссорится со своим мужем). Она замужем вот уже тридцать восемь лет.
ДЖУЛИЯ: Он критикует меня за то, что я недостаточно внимательно слежу за своим весом. Мы часто ссоримся из-за этого, и в итоге я всю жизнь сижу на диете. Джордж, правда, не любит даже чуть-чуть полноватых женщин. Так что я вынуждена следить за своим телом всю сознательную жизнь. Но мне это нравится. В конце концов, несмотря на то что я делала это ради него и мы ссорились по этому поводу, я тоже получала удовольствие. Это помогало мне оставаться привлекательной.