Почему Мангышлак

Огромный, под стать самому Мангышлаку, лев лежал, упокоившись, и озирал свое бесконечное царство. Такой же, как всё вокруг, не масштабируемый ничем и никем, исполинский, древний, осколок не нашего мира, будто страж неведомой Атлантиды – неведомого, погребенного тонким наносом песка материка.

У лап этого льва, как остатки пиршества, как объедки некогда славной охоты, валялись палеогеновые кости, то ли акулы, то ли кита, и было их в изобилии. Вопреки всем поверьям, эта пустынная земля не стояла на китах, она была бессчетным вместилищем китов, будто переворачивая все с ног на голову.

Мы побродили еще вокруг Шеркалы, зашли к ней с тыла. Здесь царил хаос каменных обломков и было заметное платообразное понижение. В принципе, если задаться целью, вполне можно было влезть на спину льву и дойти по ней до головы. Но не было ни времени, ни желания столь бесцеремонно нарушать вековечный львиный покой.

Говорят, кто-то когда-то обнаружил на этом плато развалины старинной крепости. Однако из заслуживающих доверия источников известно лишь о развалинах двух противолежащих крепостей Шеркала и Кзылкала под горой, а никак не на горе. Желающие могут поискать. Ориентир – микрооазис Акмыш, он неподалеку.

Едва ли воздав должное Шеркале, мы поехали по степным дорогам в Айракты-Шомонай. Еще это место известно как «Каменная симфония», а самое популярное, туристическое ее название – Долина Замков.

Рассказывают, что такое название месту дал Тарас Шевченко, великий украинский поэт и живописец. Будучи сосланным на Мангышлак в качестве политического преступника, он принял участие в качестве рисовальщика в нескольких экспедициях по Мангышлаку, Устюрту и к Аральскому морю.

Изучив альбомы его рисунков, я нигде не обнаружил этого названия. Шеркалу (называя ее Чиркала) он рисовал множество раз, со всех ракурсов. Айракты-Шомонай тоже. Так что авторство сомнительно. Впрочем, легенда красивая. И раз уж Шевченко осчастливил своим посещением эти безжизненные места, пускай легенда будет. На то она и легенда.

Возле оазиса Акмыш мы вырулили на асфальтовую дорогу, но через несколько километров, проехав вдоль впечатляющей отвесной горной стены, свернули в степь.

Здесь мы увидели, что с фронта эта стена обернулась огромным, совершенно пустынным, с ровнейшим белым дном, горным цирком. Посреди него было оборудовано кострище, стены его освещались заходящим солнцем, отчего сделались крикливо-красными, даже кумачовыми. Белый песок дна сиял, как выветренная кость, лиловело над краями цирка безоблачное небо, и весь вид складывался в такую исступленно-цветную, беспримесную картину, что от этой красоты становилось страшно, как в приемном покое психлечебницы. Это была гора, именуемая на космоснимках Двурогой.

И хотя нам уже пора было задуматься о ночлеге, в этом горном цирке мы останавливаться не решились. И не пожалели.

Обогнув Двурогую и взяв курс внутрь уже разворачивающейся панорамы Айракты-Шомонай, мы увидали ряд столовых гор, более низких, нежели Двурогая или Шеркала. Они были не столь протяженны, и я бы назвал их не столовыми, а тумбочными. Эдакие банкетки, торчащие посреди степи, как в мебельном салоне.

Некогда от них откололись значительные куски, а затем, под силой выветривания, обточились в отдельно стоящие круглые колонны. Это не то, что у нас на Урале называют останцами, – гранитные, колючие, уступчатые пальцы. Это практически идеально цилиндрические образования, имеющие вид то ли бутылок, то ли кеглей. В несколько десятков метров высотой. Рядом обнаружилась небольшая пещера, и мы не могли не осмотреть ее, благо глубины в ней было несколько метров. Возле нее на податливом камне горы было несколько петроглифов – человек, конь, стрела.

Забрав на машине еще чуть правее, наскакавшись по взгоркам, мы смогли подъехать по осыпному склону прямо к вертикальной части очередной «тумбы». Сверху нам открылся вид на долинку, где паслось овечье стадо и раскатывал, сбивая его в кучу, белый внедорожник «лексус». «Казахстан – страна будущего» – вспомнили мы не раз попадавшийся по пути слоган.

Выйдя из машины и пройдя десяток метров по горной полке, мы оказались еще в одном цирке, гораздо более скромных размеров. Этот цирк не имел плоского дна, как цирк Двурогой. Он был весь завален обломками, то торчащими вертикально, то просто нагроможденными друг на друга, образующими кое-где переходы, мостики, извивы, взгорочки. Все это напоминало известный на Урале цирк Инзерских Зубчаток, с той лишь разницей, что он не заросший, он втрое меньше, причудливых обломков втрое больше и все они красного вырвиглазного цвета.

Мы ходили над этим скопищем обломков по узкой полке, на высоте около пяти метров, без перил и страховки, как придурки. Но это было очень живописно. Над нами, позволив сделать с собой несколько прекрасных кадров, неотступно кружил стервятник. Видимо, поблизости было гнездо, а может и недоеденная падаль. Мы не стали ему докучать и двинулись на выход. Уже у выхода увидели, как из совершенно гладкой горной стенки вылезает своим покатым боком шар-конкреция.