Почему мне плохо, когда все вроде хорошо. Реальные причины негативных чувств и как с ними быть

Когда в последующие годы обучения я проходил практику в психиатрическом отделении, то проделал тот же мыслительный эксперимент. Тут оказалось сложнее угадать, сколько человек попали бы в отделение, если бы жили как наши предки. У нескольких человек диагностировали шизофрению — подозреваю, что они заболели бы в любом случае. Шизофрения во многом наследственное заболевание, а со времен жизни в саванне в наших генах мало что поменялось. То же касается пациентов с тяжелой формой биполярного расстройства, которое раньше называли маниакально-депрессивным психозом. Это тоже наследственное заболевание. Но большинство пациентов с депрессией и тревожными расстройствами — они находились бы здесь, если бы мы жили так, как наши предки? Я осознал, что ставлю перед собой вопрос, который можно сформулировать так: действительно ли мы чувствуем себя сегодня психически хуже, чем когда-либо в истории?

* * *

Естественно, строить догадки по поводу эмоциональной жизни предыдущих поколений — занятие неблагодарное. Мозг, увы, не превращается в окаменелость, а наши предки не оставили нам никаких психологических данных. Однако несомненно, что жизнь сурово проверяла их на прочность. Если половина людей умирала, не достигнув подросткового возраста, это означает, что большинство взрослых теряли по крайней мере одного ребенка. Они страдали от депрессии в той же степени, что и мы? Чтобы сделать более-менее обоснованную догадку, можно обратиться к тем, кто и сегодня ведет образ жизни охотников-собирателей. Однако тут не обойтись одним-единственным визитом на экзотический остров и просьбой к местным жителям заполнить анкету — необходимо войти в сообщество и отслеживать жизнь его членов многие годы. Именно это и проделал антрополог Эдвард Шиффелин, который провел более десяти лет среди народов калули в Папуа — Новой Гвинее и опросил более 2000 представителей этой народности. Несмотря на экстремально тяжелые условия жизни, Шиффелин обнаружил лишь несколько человек в подавленном состоянии.

К такому же выводу пришел антрополог Джеймс Сазман, проживший два десятилетия среди бушменов в пустыне Калахари в Намибии. Депрессии в том виде, в котором мы их знаем, встречались, но исключительно редко. К подобным выводам пришли и другие антропологи, изучавшие народы в доиндустриальных общественных структурах, в том числе народ хадза в Танзании и тораджи в Индонезии. Отмечу особо, что условия жизни современных охотников-собирателей такие же трудные, как и у наших предков. Примерно половина детей умирает, не достигнув пубертата. Однако родители, переживая эту трагедию и оплакивая потерю, редко впадают в депрессию.

Однако к выводам Сазмана, Шиффелина и других антропологов следует относиться осторожно, ведь они не профессионалы в диагностике депрессии. Кроме того, представители этих народов могут скрывать свои проблемы и депрессию. Следует учесть, что представители доиндустриальных структур не могут быть совсем не подвержены веяниям времени. Часто они живут в недоступных местах, и нельзя с уверенностью сказать, насколько они репрезентативны для жизни человечества в глубинах истории, однако все эти открытия влекут за собой один интересный вопрос: есть ли что-то в образе жизни этих народов, что защищает их от депрессии? Или же можно посмотреть на вопрос с другой стороны и спросить себя: есть ли что-то такое в нашем образе жизни, что делает нас уязвимыми?

Жизнь в деревне

Американские ученые обследовали 657 женщин из обществ с разной степенью модернизации. Одна группа проживала в сельской местности в Нигерии, другая — в городской среде в той же стране. Третья группа обитала в сельской местности в Канаде, четвертая — в крупных городах США. Женщинам задавали множество вопросов по поводу самочувствия и сна, проблем с концентрацией внимания, усталости, отсутствия энергии, невозможности найти себе место, нерешительности или заниженной самооценки. Вопросы строились на основании критериев DSM[3], настольной книги любого психиатра-диагноста.