Почему мы расстались

– Ты же знаешь, что я люблю тебя, – сказала я. – Хорошо, это колледж. А где спортзал?

– Он не нужен на плане.

– Хорошо. Значит двор – вот здесь.

– Это футбольное поле. Не называй его двором.

– Площадка с травой, куда все приходят отдохнуть, – это двор.

– Мы, можно сказать, ограбили это кафе, но ты же не называешь его банком.

У тебя начинало получаться играть со мной в словесный пинг-понг, который так хорошо показан во всех фильмах серии «Старая шляпа». Я взъерошила тебе волосы.

– Хорошо, это твое драгоценное футбольное поле. А теперь нарисуй толпу пьяных студентов в костюмах.

– Мы их и так скоро увидим. А этот ваш Скандинавский центр должен быть где-то тут.

– Он совсем рядом с кладбищем, так что…

– Хорошо, вот он, – сказал ты, ловко набросав очертания парка и его окрестностей. Идеально.

– Значит, ты часто рисуешь?

– Такие планы? Да. И давай не будем выяснять, кто из нас больше зануда, потому что тебе меня не переспорить.

– Я и не собираюсь. Мне нравится твой план.

Ты закатил глаза, потому что не поверил мне, но я сказала чистую правду, Эд, ведь я наслаждалась тем, как твой математический мозг заставляет твою руку двигаться по салфетке.

– Вот, – сказал ты, дочертив линию. – Получается, что идти слишком долго?

– Откуда куда?

– От футбольного поля до центра. Нам же нужно попасть и туда, и туда, так?

Я перегнулась через наш нарисованный колледж и поцеловала тебя.

– Идти пешком мы не можем. – Ты так глубоко задумался, что вместо поцелуя ответил мне полуулыбкой. – Тогда поедем на автобусе. Вот только автобус проезжает здесь, потом здесь, а потом разворачивается.

«Наверное, так ты выглядел в детстве», – подумала я и решила, что попрошу Джоан показать мне старые фотографии. Ты не стал рассказывать весь маршрут автобуса, ведь он совершенно не интересовал нас целиком. Сама карта была четко прорисована только наполовину: на второй половине были лишь неясные наброски. Такая же разница была между тем, как хорошо я тебя знала, и тем, как мне казалось, что я тебя знаю.

– Так тоже не пойдет. Автобус не годится.

– А если сесть на другой маршрут? Не помню, какой у него номер. Он проходит где-то здесь.

– Да, точно. Кажется, это шестерка. Он проходит здесь и здесь.

Мы уставились на карту.

– А может, твоя сестра… – начала было я.

– Даже не думай. Она никогда не дает мне машину, когда понимает, что хоть один человек в компании будет выпивать. Так что смирись.

– Хорошо, – согласилась я. Ты начертил на салфетке ровные линии, но в Хеллоуин все перемещаются скорее зигзагами. – У шестерки конечная здесь, в этом конце улицы, верно?

– Да. Я это помню еще с тех времен, когда встречался с Марджори.

– Она там живет?

– Нет, она занималась балетом в каком-то странном месте.

– Значит, – я взяла ручку и начала рисовать пунктирную линию, – мы сначала пойдем на твою вечеринку и сбежим оттуда этой дорогой, чтобы все подумали, что мы просто решили уединиться.

– Мы не просто уединимся. – Взяв ручку, ты нарисовал крестик, а я покраснела и сделала вид, что ничего не заметила.

– А потом мы сядем на автобус вот здесь, выйдем здесь и немного отдохнем в «Кофейной паре». Чашку я нарисовать не могу. Потом пройдем пару кварталов, так, так, так, сядем на шестерку и выйдем вот здесь. А потом нам останется только перейти улицу – и вот мы на дискотеке. Вуаля!

Ты удивленно посмотрел на меня, и в твоем взгляде не читалось ответное «вуаля!». Мои пунктирные линии пробегали по твоим аккуратным штрихам.

– Мы пойдем ночью через кладбище?

– Ты в надежных руках, – ответила я. – Ты будешь с вице-капитаном баскетбольной команды, ой, нет, ты будешь со мной.

– Звучит не очень надежно, – сказал ты. – Ладно, забудь.

И тут я вспомнила, чем славится кладбище. Наверное, славится не очень подходящее слово, но я вспомнила, почему все обходят это место стороной. Думаю, везде, особенно в парках, водятся они – мужчины, которые, прячась ото всех, занимаются в темноте сексом.

– Мы пойдем с закрытыми глазами, – ответила я, – так что геи нам не страшны.

– Раз уже мне нельзя произносить слово геи, то и тебе тоже.

– Ты можешь произносить слово геи, – возразила я, – когда говоришь о настоящих геях. И откуда ты вообще знаешь, что творится на кладбище?

– Сперва расскажи, откуда об этом знаешь ты.

– Я частенько провожаю туда Эла по вечерам, – шутка почти застряла у меня в горле.

Ты закрыл лицо ладонью: моя девушка чокнутая.

– Ах, да, – ты попытался мне подыграть, – я иногда встречаю Эла, когда ищу, в какие бы кусты сходить, чтобы снять напряжение от твоего всё, кроме.

– Заткнись, – сказала я. – Тебе понравилось мое всё, кроме.

– Да, – улыбнулся ты. – Кстати говоря, я хотел…

– Да?

– Моя сестра…

– Фу. Какое отношение к этому может иметь твоя сестра?

– Перестань. Она уедет.

– Что?

– Она уедет на выходных. Не на следующих, а уже после Хеллоуина.

– И?

– А мама еще не вернется, – сказал ты, – так что дом свободен. Ты могла бы… Ну, ты понимаешь.

– Да, понимаю.

– Прийти ко мне на ночь – вот что я хотел сказать, Мин.