Почему одних любят, а с другими живут?

Желание межличностного слияния – наиболее мощное стремление в человеке, и это может вырасти в симбиотическую любовь. Симбиотическая любовь – это карикатура любви, но не сама любовь. Симбиотическая связь – это зависимость от другого, его желаний, чувств и настроения. В симбиотическом союзе человек боится проявления самостоятельности как своей, так и своего партнера, поскольку чувствует угрозу своей безопасности: если вдруг кто-то в паре увлекся каким-то делом, другим человеком, начал расти и развиваться, то у него не будет уже достаточно времени на «любовь», энергии на поддержание союза. В симбиотической паре двое похожи на одноногих существ, служащих друг другу костылем, – если отдаляется один, то другой падает. Потому любое увеличение дистанции влечет страх и ужас, ощущение того, что земля уходит из-под ног.

В противоположность симбиотическому единению зрелая любовь – единение при условии сохранения собственной целостности и индивидуальности. Подлинная любовь – это активная сила в человеке. В наиболее общем виде активный характер любви можно описать посредством утверждения, что любить — значит, прежде всего, давать, а не брать. Именно так, как иллюстрируется в буддийском отношении к любви. Даяние – это высшее проявление силы. В каждом акте даяния я осуществляю свою силу, свое богатство, свою власть. Такое переживание высокой жизнеспособности и силы наполняет меня радостью. Я чувствую себя уверенным, способным на большие затраты сил, полным жизни и потому радостным. Давать – более радостно, чем брать, не потому, что это лишение, а потому, что в этом акте даяния проявляется выражение моей жизнеспособности.

Наиболее важная сфера даяния это, однако, не сфера материальных вещей, а специфически человеческая сфера. Что один человек дает другому? Он дает себя, самое драгоценное из того, что имеет, он дает свою жизнь. Но это не обязательно должно означать, что он жертвует свою жизнь другому человеку. Он дает ему то, что есть в нем живого, он дает ему свою радость, свой интерес, свое понимание, свое знание, свой юмор, свою печаль. Этим даянием своей жизни он обогащает другого человека, увеличивает его чувство жизнеспособности. Он дает не для того, чтобы брать, даяние само по себе составляет острое наслаждение. Но, давая, он не может не вызывать в другом человеке чего-то такого, что возвращается к нему обратно: истинно давая, он не может не брать то, что дается ему в ответ. Даяние побуждает другого человека тоже стать дающим, и они оба разделяют радость, которую внесли в жизнь.

Едва ли стоит подчеркивать, что способность любить, понимаемая как акт даяния, зависит от развития человека. Она предполагает достижение высокого уровня продуктивной ориентации, в этой ориентации человек преодолевает всемогущее нарциссистское желание эксплуатировать других и накоплять и приобретает веру в свои собственные человеческие силы, отвагу полагаться на самого себя в достижении своих целей. Чем более не достает человеку этих черт, тем более он боится отдавать себя – а значит, любить.

Кроме элемента давать-брать, действенный характер любви становится очевидным и в том, что она всегда предполагает определенный набор элементов, общих всем формам любви. Это забота, уважение и знание. Уважение – это не страх и благоговение; оно означает способность видеть в человеке лучшее, осознавать его уникальную индивидуальность. Уважение означает желание, чтобы другой человек рос и развивался. Уважение, таким образом, предполагает отсутствие эксплуатации. Я хочу, чтобы любимый мною человек рос ради него самого, а не для того, чтобы служить мне. Если я люблю другого человека, я чувствую единство с ним, но с таким, каков он есть, а не с таким, как мне хотелось бы, чтоб он был, в качестве средства моих целей.

Ясно, что уважение возможно, только если я сам достиг независимости, если я могу стоять на своих ногах без посторонней помощи, без потребности властвовать над кем-то и использовать кого-то, как в симбиотической любви.