В первом же интервью проекта зазвучала тема поиска национальной идентичности народов, населявших окраины советской империи. Бывший президент Молдовы напомнил об открытии молдавско-румынской границы в 1989 году после расстрела румынского диктатора Чаушеску. Тогда это превратилось в праздник братания разделенных войной и историей представителей одной нации. Мирче Снегуру такое возвращение к корням было гораздо важнее, чем верность КПСС.
А сегодня первому президенту Молдовы важно подчеркнуть, что молдаване – это европейцы. Вероятно, поэтому Снегур хвастается дочерью – бывшим министром иностранных дел, приведшим страну к безвизовому режиму с ЕС.
Закончив беседу, мы вышли прогуляться по парку у отеля. Народу было немного: кто-то узнавал первого президента Молдовы, но большинство прохожих не обращали на нас никакого внимания. Кажется, Мирчу Ивановича это совершенно не трогало. Он был у себя дома, где ему нечего бояться.
– Вас избрали президентом Молдавии 8 декабря 1991 года. По невероятному совпадению в тот же день Ельцин, Кравчук и Шушкевич подписали Беловежские соглашения. Как вы узнали о распаде Союза и что тогда испытали?
– Это, конечно, совпадение. 8 декабря – воскресенье, дата, которая больше всего подходила к требованиям закона о выборах президента. О том, что произошло в Беловежской Пуще, я узнал практически сразу – сообщения оттуда шли одновременно с данными о подсчете голосов. Да, это было событие. Сначала я не знал всю подноготную: как они там встречались на охоте, как принимали решение и так далее. Это я выяснил буквально через несколько дней после выборов, когда решил разобраться в ситуации и поехал в Москву. Меня за это, конечно, критиковали, ведь я еще не принял присягу. Но вообще я был действующим президентом, потому что парламент избрал меня еще 3 сентября 1990 года, так что в принципе имел на поездку полное право.
– В Москве вы встретились с Ельциным.
– Да, и он мне все объяснил. Я понял, что это не намерение создать какой-то союз славянских государств, что через какое-то время обсудить проблему пригласят и руководителей других республик. Что и произошло 21 декабря 1991 года.
– А с Горбачевым в тот приезд в Москву вы встречались?
– Нет. Я поехал к Ельцину, а после сразу же полетел в Минск. Там встречался с Шушкевичем и с бывшим премьером Белоруссии Кебичем, а на второй день должен был лететь к Кравчуку в Киев, чтобы узнать все из первых уст. В Минске подтвердили то, что сказал Борис Николаевич. А в Киев я уже не поехал, потому что на Днестре возникла очередная провокация со стороны сепаратистских сил Приднестровья, и я вынужден был лететь домой. Тогда здесь уже были первые жертвы…
Вернувшись в Кишинев, я стал обсуждать ситуацию с другими членами молдавского руководства: с премьер-министром, председателем парламента. Правительство больше всего беспокоило, что без сохранения связей с предприятиями бывшего Советского Союза мы просто не сможем вести экономику. И это было правдой. Промышленность Республики Молдова работала на комплектующих, которые нам присылали. Мы еще до этого участвовали во встречах и обсуждениях вопроса о создании расширенного экономического союза. Но уже тогда, помнится, настроение у всех было отдаляться – во всяком случае, выйти на уровень двусторонних отношений без каких-либо указов из центра. Самое главное, что с самого начала было лояльное отношение к принципу «Каждая страна участвует в тех структурах, в которых желает», то есть без руководящей роли центра. Поэтому, когда нас пытались убедить, что мы должны подписать Союзный договор, наша формула выглядела так: Х+0; X – это все республики, 0 – значит без центра.
– То есть вы еще до Беловежья были настроены вынести Горбачева и союзный центр за скобки?
– Все республики испытывали на себе центробежные силы. Но, знакомясь с готовящимися документами, мы понимали, что нам на первых порах надо будет участвовать как минимум в новом экономическом блоке. Что касается политической и военной составляющих, в этом мы не участвовали и никаких документов не подписывали. Тем не менее в Алма-Ате мы подписали декларацию [о целях и принципах СНГ]. Я всегда отвечаю всем своим критикам – и в шести томах своих воспоминаний об этом тоже пишу, – что ту декларацию стоило подписать хотя бы из-за абзаца, который гласил: «С образованием Содружества Независимых Государств Союз Советских Социалистических Республик прекращает свое существование».
– Получается, вы подтвердили то, что уже подписали три президента в Беловежской Пуще.