Почему распался СССР. Вспоминают руководители союзных республик

– Ну, мы избегали, это понятно… Потом случился казус. Когда Румынию приняли в Европейский союз, они закрыли границу с Молдовой, снова ввели визы. Я чуть ли не оплакивал это решение. Я к тому моменту уже десять лет как не был президентом, но все-таки свои пять копеек вставил. Чтобы не хвалиться, скажу: дочка первого президента была министром иностранных дел (дочь Мирчи Снегура – Наталья Герман, в 2013–2015 годах – министр иностранных дел и европейской интеграции Молдавии. – А.Д.), и она добилась безвизового режима с Европой.

– Сегодня Молдова – единственная страна СНГ, имеющая безвизовый режим с Евросоюзом. Некоторые скептически говорят, что это был аванс, который Молдова так и не отработала ожидаемыми реформами, прежде всего экономическими.

– То, что вы сказали, важно. Особенно для тех, кто сейчас у власти. Вы совершенно правы, что Европа настаивает на реформах. Дальнейшая поддержка Молдовы зависит от их темпа и качества.

– Иначе про Молдову будут говорить так же, как про Украину?

– Да. Но тем не менее это очень прогрессивный шаг – безвизовый режим с ЕС. И возможностью пользуются в том числе приднестровцы – они ведь от молдавского гражданства не отказались.

– Вы сказали, что открыли границы с Румынией после декабря 1989-го. Если я правильно понимаю, тогда Молдавия оказалась уникальной частью Советского Союза, которая в каком-то смысле первой открыла границы с Западом, пусть даже с его восточным блоком?

– Да, так и было. Но свободно проходить границы могли только граждане Молдовы и Румынии.

– То есть я, человек из РСФСР, не мог тогда уехать на Запад через Молдову?

– Нет. Место проживания проверялось, конечно.

– Молдова была в числе, кажется, шести бывших советских республик, которые не принимали участия в референдуме 17 марта 1991 года о сохранении Советского Союза. Вы как-то мотивировали это? У вас был на это вотум парламента? Ведь в Москве на это реагировали раздраженно.

– Я вам уже рассказывал о дебатах вокруг проекта нового Союзного договора. Исходя из этого, мы тогда приняли решение бойкотировать референдум. Это было совместное решение руководства республики, и я принимал в нем активное участие – сам ездил по Молдове.

– То есть вы агитировали за бойкот?

– Да. Ну, об этом много написано: в каких районах я был, на каких площадях собирал людей. И люди нас поддерживали.

– А вы как-то консультировались с другими республиками? Скажем, с Украиной.

– Ни с кем не консультировались. И я понятия не имел, что другие тоже так делали. Ну как – слышал про Грузию…

– Украину, Армению.

– Но мы приняли это решение с самого начала. И, по сути, нам удалось его отстоять. Хотя, конечно, сепаратистские регионы частично голосовали – в воинских частях. Даже в Кишиневе в воинских частях открыли участки. На правом берегу туда ходило мало народу, на левом – побольше. Но этого все равно недостаточно, чтобы считать, что референдум состоялся. Это было наше кредо, если хотите. Иначе тогда зачем мы в 1990 году ратовали за другой Союзный договор?

– Когда вы почувствовали, что Россия готова перейти к рынку, начать экономические реформы, отпустить цены?

– Вы не поверите – накануне [отпуска цен]. Мы вместе с премьер-министром и с экономическим блоком – тогда министром экономики был [Константин] Тампиза – быстро, будучи еще в рублевой зоне, начали к этому готовиться. Мы знали, что может произойти в Молдове, если не либерализовать рынок. И мы, кстати, сделали это в один день с Россией, 2 января 1992 года. Отпустили цены.

– Но вы не знали, что в Москве это назначено на 2 января?