Почему распался СССР. Вспоминают руководители союзных республик

– Вы имеете в виду программу СОИ (Стратегическая оборонная инициатива, или «звездные войны» – долгосрочная научно-исследовательская программа, о которой Рональд Рейган объявил в 1983 году. Цель – создать базу для разработки ПРО с элементами космического базирования. – Прим. ред.)?

– Да, он предлагал выделить на нее триллионы долларов – не помню, сколько точно. Через 20 лет американцы признали, что это был блеф, но тогда весь мир проглотил его. И я понял, что Горбачев испугался. На озере Балатон в Венгрии закрыли курортную гостиницу и свезли туда 15 знаменитых экономистов и финансистов стран Восточной Европы, в тот период подчиненных Москве. Они получили от Горбачева задание разработать предложения по противостоянию этой программе. Я читал документ, который они подготовили… Даже если бы 90 % бюджетов этих стран направили на борьбу с СОИ, не набралось бы и 10 % от той суммы, что обещали выделить США. Вот тогда я уже почувствовал, что все идет к распаду СССР и Вашингтон доведет свое дело до конца.

– Было страшно?

– Было. И вот почему. Еще Сталин в Конституции 1936 года написал, что каждая республика имеет право выйти из состава Союза. Но как выйти? Ни одна из советских республик не имела полностью законченного цикла промышленного производства, что делало бы ее самостоятельным экономическим субъектом. Хлопок для легкой промышленности всего Советского Союза выращивался в Средней Азии, но ни одного завода для переработки этого сырья ни в Киргизии, ни в Туркменистане, ни в Казахстане не было – только в Грузии, в Прибалтике, на Украине и в России. В Грузии развивалось машиностроение, но 90 % продукции вывозилось из республики – нам не нужно было столько. Чай тоже выращивался в основном в Грузии, но заводы по переработке хотели строить на Украине. Эта политика удерживания республик в узде работала отменно.

– При этом попытки выйти из состава Союза и противостояние центру начались в Грузии не в Перестройку. Уже в 1978 году в Тбилиси были студенческие демонстрации против отмены государственного статуса грузинского языка – это предусматривал проект новой Конституции. Вы тогда как-то участвовали в них?

– Когда митинги были, я на них всегда присутствовал.

– И вы тогда не были членом КПСС – в партию вступили только в 1982 году, когда вам было 48 лет.

– Да. Знаете, почему вступил? Мне часто приходилось выезжать в восточноевропейские страны: в Прагу, в Будапешт и так далее. Я отвечал за разработку стандартов СССР и Восточной Европы по части ферросплавов. Перед каждым выездом нужно было ходить в райком КПСС, где мне читали лекцию, как пропагандировать за рубежом социалистическое развитие. А потом меня однажды вызвали в ЦК Компартии Грузии и спросили: «Вы очень часто выезжаете, почему вы не хотите вступить в партию?» Я говорю: «Я идеологией не занимаюсь, только техническими делами, поэтому партия мне не нужна». И секретарь ЦК мне сказал: «Тогда вам будет трудно выезжать». Мне пригрозили запретом командировок, а без выездов за границу руководить разработками стандартов было невозможно.

– Это была инициатива тбилисского руководства или Москвы?

– Это было время Андропова, и, по-моему, сигнал шел из Москвы. Думаю, что за этим стоял Джермен Гвишиани (заместитель председателя Госкомитета СССР по науке и технике в 1965–1985 годах, зять Алексея Косыгина. – А.Д.), с которым у меня были почти дружеские отношения. Мне прямо сказали, что это он так заботится обо мне – Гвишиани же грузин.

– А прийти в политику вас тоже вынудили? Еще в 1989-м вы были директором Института металлургии, а в 1990-м – уже премьером.