Почему Россия отстала? Исторические события, повлиявшие на судьбу страны

Мир, в котором существовали Шекспир или его современник Лопе де Вега, был все той же ренессансной средой, проанализированной выше на примере Италии. «В городе, где мужчины обычно носили кинжалы или рапиры, подмастерья ходили с ножами, а у женщин всегда наготове были шила или длинные булавки, не прекращалось насилие, – описывает Лондон рубежа XVI–XVII вв. шекспировский биограф Питер Акройд. – Для самого Шекспира носить кинжал или рапиру должно было быть привычным делом. Случаи вооруженного нападения разбирались шерифами не реже, чем случаи воровства и завышения цен. Банды уголовников, трудно отличимые от банд бывших солдат, держали в страхе некоторые районы города»{1149}. Неизвестно, доводилось ли Шекспиру лично защищать оружием свою жизнь на лондонских улицах, но с Лопе де Вегой в мадридских переулках проблемы порой случались{1150}.

Интеллектуал той эпохи страдал не только от агрессивности внешнего окружения, но и от своих собственных необузданных страстей. Шекспир постоянно видел это по поведению той среды, в которой вращался. Один Кристофер Марло – автор знаменитого «Тамерлана» – чего стоил! Его друзья говорили про самих себя: «Мы веселимся, когда нас готовы пронзить мечом; пьянствуя в тавернах, нарываемся на тысячи неприятностей из-за ерунды»{1151}. В конце концов Марло погиб от удара ножом в глаз. Его друг, драматург Томас Кид, попал в тюрьму, подвергся пыткам, а через год после этого умер. Еще два писателя, Бен Джонсон и Джон Марстон, схватились как-то раз с оружием в руках посреди некой таверны из-за непримиримых творческих разногласий{1152}.

Покалечить людей тогда вообще могли в шутку. Англичане любили, например, развлекаться с дикими зверями. Была такая забава: слепого медведя хлестали кнутом; иногда он срывался с цепи и бросался в толпу. Занимались этим, в частности, в одном из театров поблизости от шекспировского «Глобуса». По вторникам и четвергам травили зверей, в остальные дни – творили искусство. От костюмов актеров шел порой звериный запах{1153}. Впрочем, на сельских ярмарках люди калечили друг друга и без зверей. Любимой народной игрой англичан была игра в палки. Противники старались бить друг друга дубиной по голове до тех пор, пока не начинала течь кровь{1154}.

Иногда конфликты на почве развлечений приводили к использованию и более совершенного оружия. Друзья Лопе де Веги решили как-то раз отомстить его едкому критику Хосе Руису де Аларкону. Нынешние прокремлевские молодежные движения, кидающие во врагов яйца, торты, помидоры и фекалии, могли бы поучиться их изобретательности. Во время представления пьесы Аларкона его враги разлили столь вонючую жидкость, что зрители в страхе бежали или падали в обморок. Несчастного Лопе за это злодейство продержали четыре дня в тюрьме, хотя он не был лично к нему причастен{1155}.

Личные склоки и всяческие зверства на микроуровне дополнялись конфликтами государственного масштаба, проходившими через жизнь Шекспира. Заговор графа Эссекса в 1601 г. начинался с того, что актеры «Глобуса» должны были сыграть пьесу о Генрихе IV, свергавшем с престола Ричарда II, и возбудить тем самым народ на свержение королевы Елизаветы. Впрочем, Эссекс тогда явно переоценил великую силу искусства. Народ толком так и не возбудился, заговор рухнул, а неудачливого графа-заговорщика казнили{1156}. Через четыре года возник новый заговор – «пороховой». Елизавета к тому времени скончалась, а нового короля Якова католики-заговорщики хотели взорвать вместе с парламентом. Неудивительно, что после этого начались гонения на католиков. По мнению Акройда, Шекспир в своем родном Стратфорде-на-Эйвоне принадлежал к семье, которая продолжала тайно придерживаться католичества, а потому разгул религиозных страстей, оборачивавшихся гражданскими конфликтами, мог затрагивать его самым непосредственным образом{1157}.

В социально-экономической области дела обстояли не лучше, чем в религиозной. Правление Елизаветы и первых Стюартов было периодом начала английской модернизации, выражавшейся, в частности, в том, что общинные земли подвергались огораживанию со стороны лендлордов. Народ возмущался и сопротивлялся, что во многом определяло контекст эпохи{1158}.

И наконец, любовь. С сегодняшней точки зрения это возвышенная страсть. Она явно противостоит страсти к убийству, совершающемуся в ходе личных ссор, заговоров и восстаний. Однако последствия в эпоху Ренессанса она вызывала часто такие же разрушительные, как месть, ненависть или зависть.