Утром 15 июня 1871 года Карлейль вышел на свою обычную прогулку. Соседи безошибочно его узнавали: он медленно шел по набережной Челси в сторону города, глядя прямо под ноги, погруженный в размышления. Ночь накануне была беспокойной, как писал он в своем дневнике: «Сегодня утром вышел, невыспавшийся и хмурый, в погоду ветреную и ясную». Во время этой прогулки его думы, вызванные, возможно, «взбунтовавшейся» правой рукой, обратились к более обширным следствиям праворукости. Это было уже не впервые: «Я часто задумывался об этом»[349]
. Его дневник сохранил мысли, которые «никогда не были так ясны, как этим утром»:«Всякий, кто видел, как три косца, один из которых левша, безуспешно пытаются работать вместе, наблюдал, как простейшие вещи оказываются невыполнимыми – и это коснулось бы всего человечества, если бы не преобладание правой руки».
Сегодня, в век механизированного сельского хозяйства, этот образ далек от нас. Но, возможно, знаменитый эпизод из «Анны Карениной» Толстого поможет нам лучше представить себе эту картину:
«Еще с горы открылась ему под горою тенистая, уже скошенная часть луга, с сереющими рядами и черными кучками кафтанов, снятых косцами на том месте, откуда они зашли в первый ряд. По мере того как он подъезжал, ему открывались шедшие друг за другом растянутою вереницей и различно махавшие косами мужики, кто в кафтанах, кто в одних рубахах. Он насчитал их сорок два человека… Он слышал только лязг кос… Подрезаемая с сочным звуком и пряно пахнущая трава ложилась высокими рядами. Теснившиеся по коротким рядам косцы со всех сторон, побрякивая брусницами и звуча то столкнувшимися косами, то свистом бруска по оттачиваемой косе, то веселыми криками, подгоняли друг друга».
Стоит вспомнить, что полноразмерная, «острая как бритва» коса – орудие устрашающее. Изогнутая стальная полоса с тщательно наточенным краем, длиной несколько футов, описывала вокруг косца широкую дугу. Случайно задеть чью-то ногу чревато серьезным ранением. Поэтому важно, чтобы косцы, перемещаясь по лугу, работали синхронно. В такой группе кто-то, делающий все наоборот, то есть левша, – сущее бедствие[350]
.Замечание Карлейля о косцах приводит нас к нескольким вопросам о латеральности в сфере взаимодействий. У единственного косца никаких проблем не возникнет, но если несколько человек работают вместе, сложности неизбежно появятся. Так какими же правилами регулируются социальные взаимодействия и какие проблемы при этом возникают? Конечно же, левши столкнутся с ними уже за обеденным столом. Даже суп есть непросто – потому что левый локоть левши будет натыкаться на правый локоть сидящего слева соседа[351]
.Когда двое берутся за дело, требующее направленных в одну сторону движений (назовем это задачей на латерализацию), образ действий каждого неизбежно влияет на эффективность работы другого. Поэтому обществу приходится вырабатывать правила поведения для таких ситуаций в виде законов, кодов, руководств или форм этикета.
Часто простейшее решение проблемы направленности – простая договоренность, которую все соблюдают. «При встрече пожмите правую руку». Это просто. Это правило работает всегда, везде, при встрече с кем угодно и вряд ли кого-нибудь ущемляет. Точно так же, «накрывая на стол, положите нож справа от тарелки, а вилку слева». И это просто и всем понятно. Левши могут почувствовать себя несколько ущемленными, но неудобство столь мало, что жалуются немногие. Действительно, некоторые узнают о том, что правило вообще существует, только если принятый порядок нарушается, как, например, если при игре в бридж карты начинают сдавать против часовой стрелки, а не по часовой, как обычно принято[352]
.Но как обстоит дело с более сложными совместными действиями, той же косьбой? Как люди пишут – слева направо или наоборот? Есть ли разница между левосторонним и правосторонним движением? Хорошо ли спортсмену быть левшой, а хирургу – правшой? Вот несколько вопросов, которых мы коснемся далее в этой главе.
Письмо
Письменность чрезвычайно асимметрична. Когда вы читаете этот текст, ваш взгляд перемещается по странице слева направо, затем возвращается к началу следующей строки и снова движется слева направо. Со временем этот процесс становится второй натурой настолько, что тем из нас, кто живет в Европе или Америке, он может показаться «естественным» или «правильным». Это, однако, очень западный взгляд на мир. В огромной части мира пишут не слева направо, а справа налево – на арабском, иврите или урду. Почему же на английском, языке, на котором написана эта книга, читают и пишут слева направо?