Почему со мной никто не дружит?

Нетрудно увидеть в рассказе Амира эффект передачи от поколения к поколению травмирующего опыта и его влияние на формирование родительской роли. Родители передают детям свой детский опыт и транслируют полученные от своих родителей модели отношений (Stern, 1995). Если родитель все еще находится внутри своего детского переживания, он может навязывать ребенку роли, совсем для него не подходящие. Не отделяя себя от него, такой родитель не считывает потребности своего ребенка, а проецирует на него собственные, видя в ребенке возможность компенсации. Психологи отмечают, что большинство матерей отторгаемых детей пережили опыт отторжения в своем детстве. Воспроизведение этого опыта завораживает мать, заставляет ее молчать и отстраняться или, наоборот, вмешиваться и решать проблемы самой – вместо того чтобы помочь делать это ребенку. И идентификация с ребенком, и отторжение его не позволяют родителям справляться с переживаемыми ребенком проблемами. И тут помощь психолога очень важна.

Пример Шауля. Помощь родителям в разрыве симбиотических связей

В первой беседе по телефону мама так рассказала о проблеме сына: «Шауль учится в восьмом классе. Никто не звонит нам, никто не приглашает нас в гости. Трудно нам: Шауль все время один». На мой вопрос, знает ли Шауль о том, что она обратилась к психологу, и что он по этому поводу думает, ответ был такой: «Он не знает, но не сомневайтесь – он будет ходить на психотерапию. Я знаю, что для него хорошо».

На первую сессию я попросила родителей Шауля прийти без него. Из этой встречи я вынесла представление о них как об общительных людях, у которых много друзей: они устраивают совместные пикники, отмечают дни рождения, остаются ночевать друг у друга. Мама Шауля рассказала, что так было не всегда. В детстве она считалась «белой вороной» в веселой и сплоченной семье: у нее никогда не было больше одной-двух подруг, что для остальных членов семейства было странным. Однако после замужества ее жизнь изменилась: муж ее – очень активный и открытый человек, у него куча друзей, и теперь и она получает удовольствие от пребывания в большой компании. «Мой муж умеет общаться легко и естественно с кем угодно, я по сравнению с ним тихая. Но мне хорошо в его компании, и я всегда рада гостям». «Когда говорят про Шауля, – рассказывает его папа, – я не понимаю, как он может быть моим сыном. Как у меня получился ребенок, настолько на меня непохожий? Тихий, скрытный, закрывается в комнате. Я пытаюсь развеселить его, предлагаю позвать его друзей к нам, поиграть с ними. Он умный, красивый, но я совсем не понимаю его. Он так отличается от меня, что это приводит к постоянным конфликтам». Мама Шауля, напротив, говорит следующее: «Шауль и я – это одно и то же. Посмотри на меня и увидишь его. Поэтому я так переживаю. Я хочу, чтобы у него было много друзей, чтобы они приходили к нам в гости, я все готова сделать для этого. Купила стол для пинг-понга, подружилась с мамами его одноклассников… У него лучший компьютер, лучший телефон. Я член родительского совета школы, чтобы иметь возможность влиять на класс, но ничего не помогает, у него только один друг. Они общаются в сетях. И все!»

Таким образом, уже на первой встрече я увидела слияние мамы и сына и поставила перед собой задачу помочь ей отделиться от ребенка, запустить процесс сепарации.

На следующую сессию пришел уже сам Шауль. Пришел не один, а с мамой. Она вошла в комнату вместе с ним и никак не хотела выходить! Объяснила это так: «Я должна быть тут, чтобы помогать ему потом». Шауль не возражал: «У меня нет секретов от мамы, она человек, самый близкий мне в этом мире. Все, что я скажу, она уже и так знает». Я вынуждена была согласиться с тем, чтобы она присутствовала на первой встрече, но все же мы договорились о том, что на дальнейшие сессии он будет приходить один. Мама Шауля сказала, что она не понимает, в чем проблема, однако относится уважительно к моим правилам. На этой совместной сессии мама пыталась отвечать на все обращенные к Шаулю вопросы. Было трудно понять, где ее мнение, а где его. Иногда казалось, что они говорят одновременно и одним голосом. Когда я просила ее не отвечать, ей было трудно сдерживаться и она, как правило, все-таки вклинивалась в наш разговор. У меня возник образ клубка ниток двух цветов, перепутанных так, что их трудно разделить. Я поделилась этим образом с Шаулем и его мамой и сказала им, что первичной целью наших встреч должна стать сепарация, надо отделить маму от Шауля.