Читаем Почему так важен Оруэлл полностью

Если бы Оруэлл и его жена не сумели, преследуемые полицией, сбежать из Испании, их тоже вполне могли бы привлечь в качестве подсудимых и выставить напоказ на откровенно постановочном процессе, но об этом Оруэлл так никогда и не узнал. Датированная 13 июля 1937 года докладная записка из архива КГБ (тогда известного как НКВД) описывает его и его жену, Эйлин О’Шонесси, как «ярко выраженных троцкистов», работавших по строго засекреченным явкам и паролям. Она также утверждает, оставляя при этом обычное для таких документов ощущение сюрреалистического бреда, что пара эта поддерживала контакты с оппозиционными кругами в Москве. Из уст допрашивающего обвинения эти совсем не звучали бы шуткой, хотя сам Оруэлл в «Памяти Каталонии» описывал их как ничтожные: «Я не был виновен ни в чем конкретном, — писал он, — но я был виновен в „Троцкизме“. Сам факт того, что я служил в рядах ополчения ПОУМ, был достаточным для заключения меня в тюрьму». И более чем достаточным, если личные интересы и пристрастия привлекали к ней или нему внимание. В слегка шутовской, излишне самокритичной манере Оруэлл описывает конфискацию бумаг и писем из гостиничного номера его жены, однако он, возможно, был бы удивлен узнать, насколько внимательно бумаги эти изучались в Москве. Друзья Оруэлла, такие как его комбриг Жорж Копп, попадали в тюрьму при самых гнуснейших обстоятельствах, а потом — в случае Жоржа Коппа судьбой своей предвосхищая чудовищную кульминацию романа «1984» — подвергались пытке заточения в крошечной камере с крысами. Другие погибали под пытками, как это произошло с Бобом Смайлом, отважным рабочим-добровольцем[27].

«Мне дарован язык, — писал У. Х. Оден все в том же стихотворении, „1 сентября 1939 года“, — Чтобы избавить от пут,/От романтической лжи/Мозг человека в толпе,/От лжи бессильных Властей,/Чьи здания небо скребут»[28]. Когда Оруэлл покидал Каталонию, нельзя сказать, чтобы у него оставался хотя бы голос; фашистская пуля насквозь прошила горло и повредила голосовые связки. Однако все следующие десять лет своей жизни, все свои последние годы, он писал, стараясь рассказать о делах своих испанских друзей, чтобы реабилитировать их в наших глазах. Устойчивое представление о том, что война была тем, чем выглядела — испанские националисты-католики с одной стороны, и «красные» испанцы-антиклерикалы — с другой, — вполне устраивало власть на Западе, а также некоторых из людей-в-толпе (сталинским сторонникам верили на слово, что тоже их устраивало). Оруэлл как писатель поэтому оказался в уникальном, трудном, но интересном положении; он знал, что полная картина обманчива, что история, взятая целиком, — ложь и что поддержать его может лишь собственная честность солдата и писателя. Его сообщения, поступавшие из Испании, были практически непригодны к публикации — хорошо известен отказ их печатать со стороны New Statesman из боязни повредить репутации республиканцев, и на протяжении всей жизни Оруэлла его «Памяти Каталонии» оставалась малозаметной принадлежностью редких книжных коллекций. Важнее этих трудностей для Оруэлла были столь волнующие и столь пугающие мысли:

«Никогда нельзя уже будет получить полный, точный и беспристрастный отчет о событиях в Барселоне, ибо необходимых для этого документов больше не существует. Будущим историкам придется использовать в качестве источников многочисленные обвинения, какими осыпали друг друга враждующие стороны, и пропагандистский материал. У меня лично тоже нет почти никаких документов, я опираюсь на то, что видел собственными глазами и слышал от заслуживающих доверия очевидцев».

«Меня пугают подобные вещи, потому что нередко они заставляют думать, что в современном мире вообще исчезло понятие объективной истины. Кто поручится, что эта или подобного рода ложь в конце концов не проникнет в историю?.. Все такие рассуждения конечной целью имеют оправдание кошмарного порядка, при котором Вождь или правящая клика определяют не только будущее, но и прошлое. Если Вождь заявляет, что такого-то события „никогда не было“, значит, его не было. Если он думает, что дважды два пять, значит, так и есть»[29].

Здесь снова чувствуется постепенно надвигающаяся тень «1984». И предсказания Оруэлла до некоторой степени сбылись. Ложь, к примеру, действительно проникла в историю. В 1971 году не кто иной, как Реймонд Уильямс, был приглашен редакцией престижной, пользующейся большой читательской популярностью серии «Современные мастера», чтобы кратко сформулировать всю важность Оруэлла для новых поколений. Никто не стал протестовать, когда по поводу «Памяти Каталонии» Уильямс написал следующее:

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная публицистика. Лучшее

Почему так важен Оруэлл
Почему так важен Оруэлл

Одного из самых влиятельных интеллектуалов начала XXI века, Кристофера Хитченса часто и охотно сравнивают с Джорджем Оруэллом: оба имеют удивительно схожие биографии, близкий стиль мышления и даже письма. Эта близость к своему герою позволила Хитченсу создать одну из лучших на сегодняшний день биографий Оруэлла.При этом книга Хитченса не только о самом писателе, но и об «оруэлловском» мире — каким тот был в период его жизни, каким стал после его смерти и каков он сейчас. Почему настолько актуальными оказались предвидения Оруэлла, вновь и вновь воплощающиеся в самых разных формах. Почему его так не любили ни «правые», ни «левые» и тем не менее настойчиво пытались призвать в свои ряды — даже после смерти.В поисках источника прозорливости Оруэлла Хитченс глубоко исследует его личность, его мотивации, его устремления и ограничения. Не обходит вниманием самые неоднозначные его черты (включая его антифеминизм и гомофобию) и эпизоды деятельности (в том числе и пресловутый «список Оруэлла»). Портрет Оруэлла, созданный Хитченсом, — исключительно целостный в своей противоречивости, — возможно, наиболее близок к оригиналу.

Кристофер Хитченс

Литературоведение
И все же…
И все же…

Эта книга — посмертный сборник эссе одного из самых острых публицистов современности. Гуманист, атеист и просветитель, Кристофер Хитченс до конца своих дней оставался верен идеалам прогресса и светского цивилизованного общества. Его круг интересов был поистине широк — и в этом можно убедиться, лишь просмотрев содержание книги. Но главным коньком Хитченса всегда была литература: Джордж Оруэлл, Салман Рушди, Ян Флеминг, Михаил Лермонтов — это лишь малая часть имен, чьи жизни и творчество стали предметом его статей и заметок, поражающих своей интеллектуальной утонченностью и неповторимым острым стилем.Книга Кристофера Хитченса «И все же…» обязательно найдет свое место в библиотеке истинного любителя современной интеллектуальной литературы!

Кристофер Хитченс

Публицистика / Литературоведение / Документальное

Похожие книги

Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное