Если бы Оруэлл и его жена не сумели, преследуемые полицией, сбежать из Испании, их тоже вполне могли бы привлечь в качестве подсудимых и выставить напоказ на откровенно постановочном процессе, но об этом Оруэлл так никогда и не узнал. Датированная 13 июля 1937 года докладная записка из архива КГБ (тогда известного как НКВД) описывает его и его жену, Эйлин О’Шонесси, как «ярко выраженных троцкистов», работавших по строго засекреченным явкам и паролям. Она также утверждает, оставляя при этом обычное для таких документов ощущение сюрреалистического бреда, что пара эта поддерживала контакты с оппозиционными кругами в Москве. Из уст допрашивающего обвинения эти совсем не звучали бы шуткой, хотя сам Оруэлл в «Памяти Каталонии» описывал их как ничтожные: «Я не был виновен ни в чем конкретном, — писал он, — но я был виновен в „Троцкизме“. Сам факт того, что я служил в рядах ополчения ПОУМ, был достаточным для заключения меня в тюрьму». И более чем достаточным, если личные интересы и пристрастия привлекали к ней или нему внимание. В слегка шутовской, излишне самокритичной манере Оруэлл описывает конфискацию бумаг и писем из гостиничного номера его жены, однако он, возможно, был бы удивлен узнать, насколько внимательно бумаги эти изучались в Москве. Друзья Оруэлла, такие как его комбриг Жорж Копп, попадали в тюрьму при самых гнуснейших обстоятельствах, а потом — в случае Жоржа Коппа судьбой своей предвосхищая чудовищную кульминацию романа «1984» — подвергались пытке заточения в крошечной камере с крысами. Другие погибали под пытками, как это произошло с Бобом Смайлом, отважным рабочим-добровольцем[27].
«Мне дарован язык, — писал У. Х. Оден все в том же стихотворении, „1 сентября 1939 года“, — Чтобы избавить от пут,/От романтической лжи/Мозг человека в толпе,/От лжи бессильных Властей,/Чьи здания небо скребут»[28]. Когда Оруэлл покидал Каталонию, нельзя сказать, чтобы у него оставался хотя бы голос; фашистская пуля насквозь прошила горло и повредила голосовые связки. Однако все следующие десять лет своей жизни, все свои последние годы, он писал, стараясь рассказать о делах своих испанских друзей, чтобы реабилитировать их в наших глазах. Устойчивое представление о том, что война была тем, чем выглядела — испанские националисты-католики с одной стороны, и «красные» испанцы-антиклерикалы — с другой, — вполне устраивало власть на Западе, а также некоторых из людей-в-толпе (сталинским сторонникам верили на слово, что тоже их устраивало). Оруэлл как писатель поэтому оказался в уникальном, трудном, но интересном положении; он знал, что полная картина обманчива, что история, взятая целиком, — ложь и что поддержать его может лишь собственная честность солдата и писателя. Его сообщения, поступавшие из Испании, были практически непригодны к публикации — хорошо известен отказ их печатать со стороны
«Никогда нельзя уже будет получить полный, точный и беспристрастный отчет о событиях в Барселоне, ибо необходимых для этого документов больше не существует. Будущим историкам придется использовать в качестве источников многочисленные обвинения, какими осыпали друг друга враждующие стороны, и пропагандистский материал. У меня лично тоже нет почти никаких документов, я опираюсь на то, что видел собственными глазами и слышал от заслуживающих доверия очевидцев».
«Меня пугают подобные вещи, потому что нередко они заставляют думать, что в современном мире вообще исчезло понятие объективной истины. Кто поручится, что эта или подобного рода ложь в конце концов не проникнет в историю?.. Все такие рассуждения конечной целью имеют оправдание кошмарного порядка, при котором Вождь или правящая клика определяют не только будущее, но и прошлое. Если Вождь заявляет, что такого-то события „никогда не было“, значит, его не было. Если он думает, что дважды два пять, значит, так и есть»[29].
Здесь снова чувствуется постепенно надвигающаяся тень «1984». И предсказания Оруэлла до некоторой степени сбылись. Ложь, к примеру, действительно проникла в историю. В 1971 году не кто иной, как Реймонд Уильямс, был приглашен редакцией престижной, пользующейся большой читательской популярностью серии «Современные мастера», чтобы кратко сформулировать всю важность Оруэлла для новых поколений. Никто не стал протестовать, когда по поводу «Памяти Каталонии» Уильямс написал следующее: