Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

И надо видеть, что подавляющая часть русских мыслителей, анализирующих причины и природу русской бытовой жестокости, были согласны с С. А. Аскольдовым, что недооценка ценности человеческой жизни идет у нас от убогости русского быта. Цитирую все, что сказал на эту тему забытый в современной России философ Н. О. Лосский. Н. Лосский был крайне осторожен при оценке природы русского человека, но все же он постоянно говорил, что русская доброта, если она есть, то она соседствует со многими проявлениями русской жестокости. «Многие отрицательные стороны поведения крестьян, – писал он, – объясняются чрезвычайной нищетой их, множеством несправедливостей, обид и притеснений, переживаемых ими и ведущих к крайнему озлоблению». Некоторое представление о крестьянской бедности может дать следующее наблюдение публициста Николая Васильевича Шелгунова (1824–1891). «В Смоленской губернии на мельницы крестьяне привозят такой хлеб, что стыдно в руки взять: земли, мякины, всякой шелухи столько, что не увидишь зерна. „Посмотри, что ты привез; как это молоть, – говорят мужику, а он с добродушной иронией отвечает: „Люди не свиньи – съедят“». Во время летней страдной поры, при крайне напряженной работе, они старались запастись хорошим хлебом, а зимой, когда работы нет, они ели описанный Шелгуновым суррогат хлеба: иначе могло не хватить муки до нового урожая. Измученный заботами о том, как спасти семью и себя от полного разорения, живущий в крайней тесноте неуютной избы, кишащей тараканами и клопами, крестьянин мог доходить до крайних степеней озлобления и зверства; например, говорит Достоевский, «мужик, наложив непомерно воз, сечет свою завязшую в грязи клячу… кнутом по глазам» (Дневник писателя. 1876. Январь, III, 1) и сам угнетен, как эта кляча. Аптекман, наблюдавший во время своего служения фельдшером добрые качества крестьян, объясняет, так же, как и Достоевский, «жестокости народа». Он говорит, например, о том, как мать привела в амбулаторию «свою дочь, всю избитую ее обезумевшим от нужды, горя и водки мужем» (С. 106).

Особенно возмутительно то, что в крестьянском быту мужья иногда жестоко избивали своих жен, чаще всего в пьяном виде. Горький в своей автобиографии описывает случаи таких избиений. Короленко, будучи сослан на поселение в Березовские починки Вятской губернии, жил в избе крестьянина и наблюдал тяжелую жизнь женщин в такой семье, где мужчины были лентяи. Он видел там жестокие избиения жены мужем. Защищаемая им против этого зверства крестьянка рассказывала, что «в ее жизни были четыре случая, когда муж, подвергая ее побоям, сбрасывал ее с полатей на пол, несмотря на то что она была беременна»[135].

И, кстати, герой статьи Максима Горького «О русском крестьянстве», красный комиссар, участник европейской войны 1914–1918 году, по-простому, по-деревенски говорит о том, о чем говорит философ Лосский: в России убивать человека не жалко, ибо с ним погибает и его русская нищета. А вот жизнь европейца больше стоит, ибо за ним стоит полнота, довольство жизнью. «Внутренняя война, – говорит собеседник Максима Горького, – это ничего! А вот междоусобная, против чужих – трудное дело для души. Я вам, товарищ, прямо скажу: русского бить легче. Народу у нас много, хозяйство у нас плохое; ну, сожгут деревню, – чего она стоит! Она и сама сгорела бы в свой срок… А вот когда я в начале той войны попал в Пруссию – Боже, до чего жалко было мне тамошний народ, деревни ихние, города и вообще хозяйство! Какое величественное хозяйство разоряли мы по неизвестной причине. Тошнота!.. Когда меня ранили, так я почти рад был, – до того тяжело смотреть на безобразия жизни».

Максим Горький, кстати, как «веховцы», как Семен Франк, С. А. Аскольдов, Василий Розанов, видит, что не может появиться человечность, как он пишет, «сознание ценности человека», ценности человеческой жизни вне мира, где в архитектуре, в быте, в организации труда не были бы воплощены его, человека, достижения. И получается, что для веры в человека должны рядом существовать его человеческие достижения. А у нас в России, писал Максим Горький, говорят: «от дела – не бегай, а дело – не делай». А «человек Запада еще в раннем детстве, только что встав на задние лапы, видит всюду вокруг себя монументальные результаты труда его предков. От каналов Голландии до туннелей Итальянской Ривьеры и виноградников Везувия, от великой работы Англии и до мощных Силезских фабрик – вся земля Европы тесно покрыта грандиозными воплощениями организованной воли людей, – воли, которая поставила себе гордую цель: подчинить стихийные силы природы разумным интересам человека. Земля – в руках человека, и человек действительно владыка ее. Это впечатление всасывается ребенком Запада и воспитывает в нем сознание ценности человека, уважение к его труду и чувство своей личной значительности как наследника чудес, труда и творчества предков.