На самом деле ни одно из этих предположений не является целиком верным. После 1945 года на себя все больше и больше функций берут негосударственные организации. Такие структуры могут быть самыми разными, начиная от благотворительных и частных мультинациональных корпораций, действующих под прикрытием государств, до федераций, вроде Европейского союза, Организации Объединенных Наций и Всемирной торговой организации, которые в ходе своей деятельности вторгаются в сферы государственных суверенитетов. Конечно, гарантами безопасности остаются государства (ООН как механизм предотвращения войн выступает немного лучше, чем Лига Наций). То же самое можно сказать и в отношении финансов (в 2008—2009 годах именно правительственная поддержка спасла капитализм от краха), и в ближайшем времени они никуда не денутся, но самым эффективным способом не допустить «Прихода ночи» в течение следующих сорока лет может быть более масштабное и глубокое объединение органов власти с негосударственными организациями и передача правительствами части своего суверенитета в обмен на решения, к которым они сами, возможно, не способны прийти.
Это, разумеется, очень и очень непросто, и, как это часто бывало в прошлом, скорее всего, возникнут новые вызовы, которые потребуют их осмысления. И даже если нам в следующие пятьдесят лет удастся создать институты, способные отыскивать глобальные решения для глобальных проблем, это будет лишь необходимым, но не достаточным условием, помогающим сингулярности выиграть в гонке с «Приходом ночи».
Нынешнюю ситуацию можно сравнить с тем, что происходило в I, XI и XVII веках, когда социальное развитие упиралось в твердый потолок, равный сорока баллам индекса. В главе 11 я высказал предположение, что единственным способом, при помощи которого римляне или китайцы династии Сун могли бы пробить этот потолок в I и XI веках, были те действия, к которым Европа и Китай прибегли в XVII столетии, то есть реструктуризация географии: закрыть степные пути и создать океанские. Только так они смогли бы обеспечить безопасность от миграций, задать себе вопросы, для ответов на которые потребовалось бы провести научную революцию, и начать создавать стимулы, которые в конечном счете привели бы к промышленной революции. Разумеется, ни римляне, ни китайцы тех времен не смогли этого сделать, и на протяжении нескольких поколений миграции, болезни, голод и крах государств в сочетании с изменением климата периодически приводили к коллапсам в масштабах всей Евразии.
Когда в XVII столетии европейцы и китайцы все-таки провели реструктуризацию географии, им удалось пробить твердый потолок, хотя, как было показано в главе 9, они его до конца не проломили. К 1750 году проблемы начали вновь накапливаться, но на этот раз британские предприниматели воспользовались тем временем, которое им дала географическая реструктуризация, чтобы начать революцию, связанную с получением энергии.
В XXI веке нам требуется отправиться по похожему пути. Вначале мы должны реструктурировать политическую географию, чтобы получить возможности для создания глобальных институтов, способных ослабить войны и глобальную странность климата; затем мы должны использовать появившееся время, чтобы провести новую революцию в получении энергии и преодолеть потолок, возникший из-за ограниченных возможностей ископаемого топлива. Сжигая нефть и уголь дальше, как мы это делали в XX веке, мы получим «Приход ночи» еще до того, как закончатся углеводороды.
Некоторые экологи рекомендуют другой подход и призывают нас вернуться к более простым стилям жизни, которые сокращают использование энергии настолько, насколько этого будет достаточно для устранения глобальной странности климата, но сейчас трудно представить, как такой вариант действий можно было бы осуществить в реальной жизни. К 2050 году численность населения Земли вырастет еще на 3 миллиарда и выйдет на пиковое значение, равное 9 миллиардам; сотни миллионов этих людей, скорее всего, выйдут из состояния крайней нищеты, в чем им поможет большее количество энергии. Дэвид Дуглас, главный специалист по вопросам устойчивого развития в