Почему жирафы не стали людьми и другие вопросы эволюции

Во второй половине плиоцена планета пошла вразнос. Температуры покатились вниз. Правда, жирафы и люди по-прежнему жили в тропиках, так что на них похолодание сказывалось меньше, но ярко проявилась более страшная напасть – аридизация. Осушение происходило и раньше, но тут достигло очередной критической черты. Место обитания стали максимально мозаичными: немногочисленные галерейные леса тянулись вдоль рек, большую часть равнин заполонили заросли колючего буша с кривыми низкорослыми деревьями, крайне бедными на листья и плоды, зато очень богатыми на колючки, а далеко от рек тянулись уже первые открытые травяные степи и полупустыни. В таких условиях фауна стала максимально богатой.

* * *

Многие прежние хищники успешно сохранились, а к ним добавились новые – саблезубые кошки Therailurus barlowi, Megantereon ekidoit, Homotherium hadarensis и H. africanum, гигантские короткомордые гиены Pachycrocuta brevirostris и Pliocrocuta perrieri, полосатые гиены Hyaena makapani и Ikelohyaena abronia. Единственное, что спасало наших предков, – маленький размер. Если у демонического саблезуба появляется альтернатива – гоняться за суетливыми двуногими, которые мало того что в любой момент могут залезть на дерево, так ещё кричат, треплют нервы, швыряются камнями и палками и могут выбить глаз, или же придушить на обед буйвола или гигантскую антилопу – выбор более чем очевиден. Австралопитек весит от силы полсотни килограммов, а буйвол – тонну. Так стоит ли тратить силы? На ловлю шумных обезьян всяко будет потрачено больше, чем получено.

Конечно, природа, не любящая пустоты, позаботилась и о нас: на сцену вышли леопарды Panthera pardus. В плиоцене они были крайне редки, так как конкуренция со стороны гораздо более мощных кошек была слишком сильной, но нашим предкам и этого хватало. В Южной Африке именно леопарды ответственны за накопление палеонтологических коллекций. Когда леопард кого-то ловит, почти гарантированно скоро прибегут гиены и всё у него отнимут. Он прекрасно о том знает, а потому срочно тянет добычу на дерево. Деревья, очевидно, растут там, где больше воды, а вода скапливается в трещинах. Объедки леопардовых трапез падают в эти трещины, замываются водой, отложения в жарком климате быстро цементируются и превращаются в брекчию – бетон с тысячами фрагментов костей. Именно в таких условиях возникли почти все южноафриканские местонахождения австралопитеков. Кости же самих австралопитеков, равно как всех прочих зверей из брекчии, сохранили следы укусов и погрызов леопардов и гиен.

* * *

Конкуренты тоже не дремали. Главными противниками австралопитеков были, конечно, свиньи и павианы. Свиней и до этого хватало, но теперь их разнообразие ещё возросло. Универсальный Nyanzachoerus kanamensis отрастил огромные клыки, огромный – 120 см в холке – Notochoerus euilus заселял леса, а его дополняли N. capensis и продвинутый N. scotti, чьи зубы стали гипсодонтными высококоронковыми, приспособленными к травоядности. Из Евразии в середине плиоцена прибыли свиньи новой волны и дали все три линии современных африканских хрюшек. Аналогом современной лесной свиньи был Kolpochoerus heseloni, чьи моляры за пару миллионов лет увеличились вдвое и также стали гипсодонтными; освоение открытых местностей позволило кольпохерусу опять выйти из Африки – обратно в Израиль. Крайне показательно, что в Южной Африке кольпохерус найден в местонахождениях без австралопитеков, но отсутствует там, где жили двуногие. Potamochoerus afarensis стал предком современных кистеухих свиней – жителей кустарников. Metridi ochoerus andrewsi – аналог степного бородавочника, но вдвое большего размера; в процессе своей эволюции они тоже становились всё более травоядными.