Почему жирафы не стали людьми и другие вопросы эволюции

С другой стороны, во время оледенения вода уходит в ледники и вечную мерзлоту, влажность воздуха резко падает, небо вечно ясное, безоблачное, солнышка более чем достаточно, а мерзлота летом чуток подтаивает, так что в почве воды хватает. Деревья не выдерживают холодов, так что местности открытые, ничто не бросает тень на землю. Для трав обилие солнца сверху и воды у корней – идеальное сочетание, приледниковые степи за короткое лето зарастают густейшей травой. Сухой зимой трава, во-первых, не гниёт, а сохнет самостойными стогами, а во-вторых, нет глубокого снега, так что зверям легко достать это сено. Поэтому не странно, что в перигляциальных степях процветала богатейшая мамонтовая фауна. Огромное число тропических зверей – слоны, носороги, лошади, антилопы, быки, гиены, львы – удивительно быстро освоили севера и в среднем плейстоцене стали морозостойкими и шерстистыми. Вот жирафы так не смогли, так как им не хватало деревьев с листьями; люди тоже долго не могли, так как им не хватало тёплой шерсти, а в итоге освоили холодные края только с помощью культуры.

Собственно, не странно, что именно на рубежи оледенений и потеплений приходятся самые главные смены фаун и, в их составе, вариантов людей. Удивительнее, что жирафы всё это время оставались практически неизменными: видно, в тропиках климат менялся минимально, а приобретённые специализации не давали возможности эволюционного манёвра; другими словами, им уже было и так хорошо.

* * *

Хищники начала плиоцена резко сократились в числе. Из саблезубых Африки какое-то время ещё держались Dinofelis piveteaui и Megantereon whitei, в Евразии и Северной Америке их аналоги прожили гораздо дольше. Некоторые специалисты считают, что вымирание саблезубых было связано с деятельностью людей. Современные бушмены, хадза и масаи периодически отнимают у львов их добычу, причём просто крича и размахивая руками. Кошкам это, конечно, не нравится, но получить копьё или отравленную стрелу в морду они не хотят, шипят и уползают в кусты. Но охота – очень трудозатратное дело. Если шугануть саблезубого раз, второй, третий, то на четвёртый он выдохнется и может просто помереть с голоду. Возможно, так и было; в пользу этого говорит география и хронология исчезновения больших хищников – строго по мере расселения людей по ойкумене: раньше всего в Африке, потом в Европе, сильно позже в северной Сибири и позже всего – чуть ли не в голоцене – в Америке. Только вот способности самых ранних людей вызывают сомнения. Хабилисы и даже питекантропы с их чопперами и рубилами – это всё же не масаи со стальными копьями. Вероятнее, причинно-следственная связь работала прямо в обратном направлении, по крайней мере на ранних этапах: исчезновение хищников открывало дорогу людям. Кости хабилисов ещё регулярно несут на себе следы зубов леопардов и гиен.

Кстати, гиен тоже стало резко меньше, из былого обилия некоторое время сохранялись только гигантские короткомордые Pachycrocuta brevirostris, а затем – лишь современные пятнистые Crocuta crocuta, полосатые Hyaena hyaena и бурые Parahyaena brunnea. Ещё, конечно, есть муравьиный волк Proteles cristatus, но это позор семейства: его основная пища – личинки жуков-мертвоедов, коих он жуёт своими крайне редуцированными зубёшками; надо же до такого докатиться!

В среднем плейстоцене, когда люди покинули Африку, они встретились с новыми мощными евразийскими противниками – волками, для начала гиеновидными Canis (Xenocyon) lycaonoides и мосбахскими Canis mosbachensis, затем красными Cuon alpinus и C. javanicus, а после – и серыми Canis lupus. Волки – это полный экологический аналог человека, только активен ночью и больше нюхает, чем смотрит. Очень хорошо, что волки раньше времени не попали в Африку, а то наша эволюция закончилась бы, не начавшись. Теперь же мы вышли с прародины во всеоружии и полном великолепии, так что уже не псы гоняли нас, а мы делали из них шубы (период-то ледниковый, надо греться).

* * *

Конкуренты начала плейстоцена были крайне суровы, но после быстро сдулись. Самыми ужасными существами, с которыми не хотел бы пересечься ни один ранний человек, были гигантские гелады The ropithecus o swaldi. Они росли не по дням, а по тысячам лет: если более ранний подвид Th. o. oswaldi имел массу 36–42 кг, то чуть более поздний Th. o. leakeyi – 85–100 кг! Такое чудовище и в одиночку могло задрать кого угодно, а жили они, как все гелады, группами. Единственная радость – гелады были не хищными, а травоядными; в их эволюционной линии мегадонтия нарастала ещё быстрее, чем размеры тела. Но радость несколько сомнительная, если учесть, что и поздние австралопитеки, и ранние люди питались ровно теми же корешками и семенами. А саванна сохла и чахла…