– Не знаете, кто это был? – то ли на всякий случай, то ли по инерции поинтересовался он у Леры.
Бурова шумно втянула носом воздух, шумно выдохнула и решилась.
Ей очень не хотелось признаваться, что весь вчерашний день моталась как ненормальная по Подмосковью в поисках беглого мужа. Но стыд пришлось задвинуть подальше. Она призналась бы и не в таких вещах, лишь бы отвести подозрения от своей семьи. От Воропаева Лёньки.
И она выложила все, о чем узнала в Глыбокоречинске: про убийство Юлькиной подруги Маши, про исчезновение Димки, в которого обе девчонки были влюблены, и про их совместный наркобизнес, на котором все и было замешано.
Оживившиеся полицейские даже не подумали острить по поводу ее бабьего поступка, чего она всерьез опасалась, а споро записали показания вкупе с добытыми в Глыбокоречинске контактами и даже выслушали отдельные ее умозаключения, скроив, однако, при этом насмешливые рожи.
На прощание они задали несколько уточняющих вопросов, а потом старший добавил дежурное:
– Из города, гражданочка, просьба не уезжать, вы нам можете понадобиться.
А криминалист, обернувшись от входа, проговорил совсем не официально:
– А муж твой заявится, не боись. Куда он, на фиг, с подводной лодки…
Острота им всем понравилась.
Юлькину сумку опера забрали с собой.
Ушастый, закидывая внутрь вывалившуюся мелочовку, спросил:
– Ваших вещей тут нету?
– Только это, – помедлив, проговорила Лера и подняла с пола белую с золотом картонную коробочку.
Женька Гыбин уселся за руль, а Макс Коняев, по званию капитан, а по должности – старший опер, расположился рядом, предоставив заднее сиденье их криминалисту, Славке Рудакову, чтобы тот, не теряя времени, покопался в мобильнике потерпевшей.
Морды у всех были кислые, поскольку опрос соседей ничего не дал, и консьержка ничего толком не сказала, видимо, все проспала, хоть и не признается.
Есть еще ниточка, ведущая в Глыбокоречинск, и на том спасибо, но хотелось бы по горячим следам, да вот не вышло.
Рудаков изрек им в спины:
– Мужики, тут номерок ее родительницы имеется. Звякнем?
А чего тянуть-то? Все равно скоро узнает.
Макс, не оборачиваясь, протянул руку с растопыренными пальцами назад, Рудаков сунул ему в клешню мобильник.
– Алё, – сказал в трубку Коняев. – Это Антонина Лепехина?
Имя родительницы он узнал и записал под диктовку фигурантки, упорно не желающей стать главной подозреваемой.
– Да-да, – с готовностью отозвалась трубка, и от нехорошего предчувствия у Макса и без того поганое настроение резко пошло на спад.
– А кто ее спрашивает? С кем я говорю? – напористо интересовалась трубка, и Коняев спросил с раздражением:
– Грачева, ты, что ли?
– Коняев?! Блин. Откуда у тебя эта мобила? Это ж ее дочери труба!
– Чьей дочери? – устало спросил коллегу Коняев, хотя мог бы не спрашивать.
Валя Грачева, старший лейтенант и толковая ищейка, числилась в группе Левченко. Выходит, взял Левченко мамашу, если звонки пасут. Интересно, а по какому случаю взял?
– Потерпевшей нашей, гражданки Лепехиной Антонины Михайловны. Чьей же еще?
– Потерпевшей?! А что же с ней такого стряслось, Валюша? – насторожился Максим.
– Тебе зачем? Разбилась она. Нашли ее вчера вечером подростки в лифтовой шахте. Летела с верхотуры, вся всмятку, ясен пень. Главное, непонятно, скинули ее или сама сиганула. Симку вот извлекли, цела оказалась, теперь звонки проверяем. А вам она зачем?
– Где это произошло, Валя? – настойчиво спросил Коняев, почуявший горячее.
– Ты чего так напрягся? В «Алых рябинках». Знаешь, наверное, микрорайон новомодный, там метр кучу бабла стоит. Вот в недостроенной башне дамочку и обнаружили.
– А корпус какой? – завертев головой, уточнил Коняев.
– Фу-ты, какой настырный. Нету у него номера, он же недостройка. Рядом с корпусом Д-2. Все? Есть еще вопросы? Не занимай телефон, может, еще кто позвонит!
– Ну, иди работай, – задумчиво произнес Коняев и отсоединился.
– Чего там, Макс? – заинтересованно зачастил Женька. – Я не понял, мамашу нашей потерпевшей тоже замочили? Ну дела…
– Может, и не замочили. Только непохоже, что это совпадение. Вон в той башне это произошло.
Максим ткнул мобильником в серую громаду башни, огороженную по периметру симпатичным желтым забором со щитами, предупреждающими граждан об опасности нахождения на стройке и о сроках завершения таковой.
Женька присвистнул.
Славка Рудаков, прильнув лицом к подголовнику пассажирского кресла, заговорил возбужденно:
– Точняк, мужики, это Бурова всех мочит. Вы просекли фишку? Если наша потерпевшая внебрачная дочь ее супружника, то мамаша дочкина аккурат ему бывшей любовницей приходится. Похоже, Бурова и его завалила, а гонит, что пропал. Мотив у нее какой-то шкурный имеется, задницей чую. Да и без шкурного, по одной ревности могла всех троих отоварить. Нужно ее как следует потрясти. Возвращаемся?
Коняев, не выдержав, психанул:
– Хочешь опять про козу послушать?! Сначала алиби проверим, потом решим.
– Пока ты будешь его проверять, спрыгнет дамочка, что потом делать будем? Всероссийский розыск объявлять?
– Стухни, Славик. Ты ее хоромы видел? Куда она спрыгнет от такого богатствия?